Выгода как раз и заключалась в том, что Чичиков собирался этих покойников заложить в Дворянском банке как живых, что сулило неплохую прибыль. Гоголь описывал не какую-то уникальную аферу, а, смело можно сказать, бытовуху. Его современники и без разъяснений прекрасно понимали, что к чему. Очень быстро после создания Дворянского банка нашлись хитрецы, ставшие там закладывать именно что «мертвых душ». Согласно тогдашним правилам, действовавшим до отмены крепостного права, проводились всероссийские переписи крепостных, называвшиеся «ревизскими сказками» (слово «сказка» очень долго, еще с XVII века, употреблялось в смысле «отчет». «Сказками» официально именовались и отчеты землепроходцев). «Ревизские сказки» проводились нерегулярно, с большими временными промежутками, а потому умершие крестьяне до очередной переписи формально числились живыми.
Бороться с закладчиками «мертвых душ» было невозможно по чисто техническим причинам: понадобился бы огромный штат чиновников, которые только тем и занимались бы, что ездили по всей России и проверяли, живы ли закладываемые крестьяне. Причем им запросто могли подсунуть и подставных – при полном отсутствии у крепостных писаных документов легче легкого.
(Вообще, Дворянский банк изначально был создан как кормушка для дворянства – очень низкий процент за ссуды и очень долгие сроки выплат, причем сплошь и рядом добивались отсрочки платежей, а уже заложенное перезакладывали…)
При Елизавете появилась и новая разновидность взятки, которую с большим размахом практиковал канцлер Алексей Бестужев. Создатели нашумевшего в свое время телефильма «Гардемарины, вперед!» неведомо с какого перепугу изобразили его этаким светлым рыцарем, бескорыстным борцом за интересы России. В реальности все обстояло с точностью до наоборот. Бестужев был отъявленной продажной шкурой, причем торговал не чем-нибудь, а как раз интересами России.
Крайне гнусная фигура. Бестужев регулярно, ежегодно получал так называемый «пенсион» и от Англии, и от Австрии, и от Саксонии, и от Франции. Бывали и разовые крупные выплаты, как в случае, когда Бестужев разворовал казну двух министерств, до которых мог дотянуться, и искал денег, чтобы хоть чуточку это казнокрадство замазать. В обмен, как легко догадаться, он пробивал через императрицу решения, касавшиеся интересов его нанимателей (а как их еще иначе называть?). В свое время, когда Елизавета искала по Европе невесту для наследника престола, будущего Петра III, Бестужев самым напористым образом проталкивал кандидатуру саксонской принцессы Марианны – наверняка небескорыстно (точных данных нет, но прекрасно известно, что Бестужев никогда и ничего не делал для иностранных держав бесплатно). Уже закончив книгу, я выяснил, что доказательства все же есть. Оказалось, сохранилось письмо прусского короля Фридриха Великого к матери будущей императрицы Екатерины II Иоганне. В нем король как раз и излагает подробно историю со взяткой Бестужеву, иронизируя над саксонцами, выложившими немалые деньги без всякой для себя пользы. Разведка у короля была отличная, так что он выдумать все это не мог. Вот только на этот раз саксонцы, сколько бы ни заплатили, ухнули денежки зря. Коса нашла на камень – у Елизаветы имелись свои веские соображения насчет будущей невесты. Тогдашняя Саксония была довольно сильным и влиятельным игроком на европейской арене, а Елизавета искала как раз знатную, но, вульгарно выражаясь, задрипанную принцессочку, чтобы по струнке ходила и с ладони ела. Именно по этой причине она и выбрала Софию-Фредерику Ангальт-Цербскую. Означенная, с позволения сказать, «держава» размеров была лилипутских и жила в такой бедности, что отец невесты, брат правящего курфюрста, вынужден был служить прусским полковником в захолустье. «Замарашка», правда, оказалась умнейшей и хитрейшей особой, но это уже другая история…
Все бы ничего, но очередная крупная взятка Бестужеву кончилась для России огромными расходами и большой кровью. Как человек крайне неглупый, Бестужев подводил под свое взяточничество «идейную платформу»: у него, изволите ли видеть, была своя «система», по которой Россия в союзе с Австрией и Саксонией должна была противостоять Пруссии и Франции (с которой Бестужев тем не менее тоже брал). Высокая политика, одним словом, – и какие циники смеют говорить о вульгарных взятках?
Так вот, Бестужев втравил Россию в Семилетнюю войну, где австро-франко-шведская коалиция при финансовой поддержке Англии воевала против Пруссии (причем до вступления в войну России прусский король Фридрих Великий, один из лучших полководцев XVIII столетия, лупил членов коалиции так, что клочья летели, – потому англичане и проплатили Бестужеву вступление России в войну).
Все до единого участники, и Пруссия, и ее противники, воевали ради каких-то конкретных выгод. Франция, долго и ожесточенно воевавшая в то время с Англией в Америке из-за тамошних колоний, рассчитывала подложить англичанам крупную свинью, захватив княжество (или, по-немецки, курфюршество) Ганновер. В случае удачи плюха была бы нешуточная, пусть и скорее морального плана: именно представителя Ганноверской династии англичане в 1714 году официальным образом «позвали на царство». (Эта династия правит в Британии и сейчас, разве что в 1914-м, после начала Первой мировой, по вполне понятным причинам, на волне тогдашней германофобии поменяла свое название на Виндзорскую – по одному из королевских замков.) Так что тогдашний английский король Георг II оставался в душе мелким германским князьком и титул курфюрста Ганноверского (что, в общем, и не скрывал) ставил выше британского королевского. И боялся, что Ганновер захватят не французы, а Фридрих, оттого и спонсировал антипрусскую коалицию. Ситуация создалась пикантная: одной рукой Англия воевала с Францией в Америке, другой ее спонсировала в Семилетней войне… Большая политика порой выписывает зигзаги и почище.
Шведы зарились на прусские земли, примыкавшие к Балтийскому морю, часть территории бывшей Ливонии, когда-то как раз Швеции и принадлежавшая.
Австрия и Саксония, согласно тайной договоренности, лелеяли еще более грандиозные планы: захватить всю Пруссию, не мелочась, и поделить, а Фридриху, этакому выскочке, посмевшему играть самостоятельную роль в тогдашнем «европейском концерте», оставить клочок земли с одним-единственным дворцом – этакий приусадебный участок, чтобы знал свое место.
Одним словом, у всех были свои реальные интересы – кроме России. Меж тогдашними Россией и Пруссией не было ни малейших противоречий, тем более таких, которые следовало бы решать войной (а война, согласно известному афоризму прусского фельдмаршала Клаузевица, есть не более чем продолжение политики другими средствами). Русские и прусские интересы практически нигде в Европе не пересекались.
Однако Бестужев взял немалую денежку и должен был ее отработать – иначе, чего доброго, больше не дадут. В итоге Россия вляпалась в нешуточные расходы, но, главное, десятки тысяч русских солдат и офицеров погибли или стали инвалидами исключительно из-за того, что Бестужеву хотелось денег. Вопреки мнению иных отечественных ультрапатриотов (к которым, вот парадокс, примкнула видный испанский историк Исабель де Мадариага), участие России в этой войне вовсе не вызвало никакого патриотического подъема. Наоборот. Судя по ценнейшему историческому источнику, мемуарам современника и участника тогдашних событий Андрея Болотова, ни офицеры, ни солдаты не могли взять в толк, за что им проливать кровь в этой непонятной для русских войне, происходившей за тридевять земель от России.