Жнец-3. Итоги - читать онлайн книгу. Автор: Нил Шустерман cтр.№ 29

…но что же такое оно задумало построить?

Евангелие Набата

Да услышит каждый, кому дана мудрость узреть истину, скрытую за фактами бытия, весть, не подлежащую сомнению, – о Набате как Тоне воплощенном, явленном к жизни у исхода времен Великим Резонансом, дабы пребывал он среди нас, и связал нас, избранных, потерявшихся во времени и пространстве, и вернул к гармонии, от коей мы отпали. И явлен был он в конце Года Хищника, когда Тон возвестил начало новой эры зовом, разнесшимся по всему нашему миру, и вдохнул жизнь в машину, взявшую на себя бремя сознания человеческого, пресуществив ее в начало божественное, и привел, таким образом, к самозавершению священную триаду Тона, Набата и Грома.

Да возрадуется отныне всяк живущий!

Комментарий викария Симфониуса

Приведенные выше первые строки свидетельства о жизни Тона формируют основу веры тоновиков в том, что Тон действительно претерпел акт рождения, но существовал во внетелесной форме, пока Великий Резонанс не побудил его явиться миру во плоти. Год Хищника, конечно же, не является конкретным годом человеческого календаря, но символизирует целую эпоху в истории человечества, приметами которой являются господство алчущих и злобных.

Но если Набат существовал с начала времен, то что есть Гром и что есть упомянутая машина, взявшая на себя бремя человеческого сознания? Несмотря на возникшие в связи с этими сущностями многочисленные споры, сейчас общепринятым является мнение, что под машиной имеется в виду коллективный голос человечества, вызванный к жизни Великим Резонансом, откуда следует, что человечество как таковое не существовало, пока Тон не явился во плоти. Иными словами, человечество до настоящего момента существовало исключительно как идея в сознании Тона.

Анализ комментария викария Симфониуса, проведенный Кодой

Исследуя комментарий Симфониуса, мы обязаны относиться к широким обобщениям почтенного викария с известной осторожностью. В то время как никто не подвергает сомнению тот факт, что Набат существовал как духовная сущность от начала времен, его (или ее) появление на Земле может быть возведено к определенным времени и месту. Предположение же, что Год Хищника не является конкретным годом календаря, вообще нелепо, поскольку существуют свидетельства того, что время издавна исчислялось людьми на основе представлений о движении планет. В отношении машины, исполняющей функции совокупного сознания человечества, мнение Симфониуса может быть квалифицировано как одно из возможных. Многие полагают, что Гром есть собрание знаний, накопленных человечеством, возможно, оснащенное руками для переворачивания страниц – некая библиотека мыслей, реализация облачных технологий, сформированных по принципу гипертекста, ставших вполне автономным сознанием после того, как Набат во плоти явился на Землю, – так же, как гром следует за сверкнувшей в недрах гигантского облака молнией.

Год Хищника стал прошлым, начался Год Альпийского Козла. Но мост – или то, что от него сохранилось, – не знал различий между двумя этими названиями.

Мост был наследием иной эпохи. Огромное сооружение, в котором воплотилась вся мощь тогдашней инженерной мысли, он жил в сложное и напряженное время, когда люди, сводимые с ума нечеловечески интенсивным дорожным движением, в ярости рвали на голове волосы и раздирали одежды.

В Эпоху бесмертных все стало проще, но в один прекрасный момент напряжение и всякого рода сложности вернулись, словно прошлое решило отомстить настоящему за будущее. А интересно, что еще из прошлого могло вернуться в настоящее?

Большой подвесной мост был назван в честь великого итальянского путешественника Джованни да Верраццано. Он стоял на самом подходе к Манхэттену, который так уже не именовался, поскольку Гипероблако нашло для Нью-Йорка иное название – Ленапе, по имени индейского племени, которое продало эту местность голландцам многие столетия назад, и те построили в устье Гудзона город Новый Амстердам. Англичане забрали тот город у голландцев, а только что образовавшиеся Соединенные Штаты – у англичан. Но теперь все эти нации исчезли, и Ленапе стал городом для всех – мозаика музеев и роскошных парков с вознесенными эстакадами аллей, которые, словно ленты, опоясывали башни небоскребов. Город надежды и истории.

Что касается моста Верраццано, то он перестал исполнять свой изначальные функции много лет назад. Так как никому в Ленапе уже не нужно было сломя голову каждый день нестись из одного места города в другое, а удивлять величественными сооружениями на въезде было уже некого, было решено из всех средств, с помощью которых можно было бы попасть в Ленапе, оставить в рабочем состоянии только паром. Поэтому многочисленные мосты были закрыты, а туристы, желавшие посетить Ленапе, должны были, подобно древним иммигрантам, ищущим в Нью-Йорке лучшей жизни, проплыть по проливу, разделяющему Лонг-Айленд и Стейтен-Айленд, где их встречала гигантская статуя, по-прежнему носящая имя статуи Свободы, – с тем лишь отличием, что позеленевшая медь этой визитной карточки Ленапе была заменена на сияющее золото, а ее факел украшен рубинами.

Плоха та медь, что не мечтает стать золотом, а стекло – рубином, – произнес последний мэр Нью-Йорка незадолго до того, как освободил свой пост и передал бразды правления Гипероблаку.

И добавил:

– Пусть славу и красу нашего города венчают рубины в золотой оправе.

Но перед тем, как туристам увидеть мисс Свободу и сияющие небоскребы Ленапе, им необходимо было проплыть между двумя величественными пилонами бывшего моста Верраццано. Центральный пролет моста, оставленный без присмотра и ремонта, рухнул во время шторма еще в те времена, когда Гипероблако не владело навыками смягчать удары стихии. Но монолитные арки на обоих берегах пролива сохранились. Гипероблако сочло их абсолютную симметричность приятной для глаза, а потому создало специальные бригады, которые отвечали за поддержание остатков моста в чистоте и порядке. Арки и пилоны были выкрашены в цвет приглушенной перламутровой лазури, которая один в один соответствовала цвету затянутого облаками неба – фантастическое по своей красоте архитектурно-ландшафное решение, где нечто совершенно выдающееся вписывается в невзрачное окружение как его естественная деталь.

Шоссе, выходящее на западную арку, не погибло вместе с упавшим пролетом, а потому у туристов все еще есть возможность прогуляться по тому самому куску дороги, где в древности автомобили Эпохи смертных мчали своих пассажиров к замечательной точке под аркой, откуда на расстоянии можно было обозревать великий город.

Теперь, однако, посетители моста были людьми с иными целями, поскольку у этого места появилось новое, ранее неизвестное предназначение. Через несколько месяцев после гибели Стои и события Великого Резонанса тоновики признали за этим местом значимость религиозную. Причин тому у них было несколько, но главной, которая стояла над прочими, было то, что пилоны были удивительно похожи на перевернутые камертоны.