— Каннибал? — присвистнув, удивился саарга. — Уже не людоед? Я заслужил повышение? Великолепно! Надо это отпраздновать! Не хочешь со мной выпить чего-нибудь ужасно крепкого?
Решила не отвечать. Только фыркнула, покачав головой.
— Что это за место? — задала я встречный вопрос, демонстративно осматривая стены комнаты. — Здесь повсюду витает смерть. И энергия сотен, если не тысяч убитых существ.
Не очень-то похоже на простую наблюдательную при допросной.
Инари повел плечом и равнодушно, не испытывая ни малейшего угрызения совести, поведал:
— Раньше я держал здесь живую еду про запас.
Надеюсь, я ослышалась.
— Что? — в ступоре переспросила.
— Держал здесь живую еду, — спокойно повторил саарга, — людей там всяких, магов и прочих. Чтобы мясо было тепленьким и свежим, когда я проголодаюсь. Вот смертью все и пропиталось.
Я вскинула брови.
— И как давно, — поинтересовалась вкрадчиво, — вы перестали похищать невинных существ и сажать их в клетки, как свиней на убой?
— Ну не знаю, — пожиратель задумался, — лет тридцать назад, наверное. Может больше. А что? Какие-то проблемы?
Не то чтобы проблемы, но…
— Я вот все думаю, — призналась честно, с сомнением разглядывая мужчину, — как вы, будучи полным мерзавцем и скотиной, завоевали доверие Мируэля, а после Винкеля и всех членов оппозиции? Да и вообще, имея пристрастие к живой плоти и душам, умудрились стать известным миллиардером, получить славу и добиться расположения в современном обществе?
Пожиратель обнажил клыки в милейшей улыбке обаятельного психопата.
— Что сказать? — он развел руками. — Видимо, у меня талант.
— Прикидываться белым и пушистым?
— Прятать рога и поджимать дьявольский хвост.
— Это не серьезно.
— Хочешь серьезно? — Инари сложил руки на груди. — Ну так слушай. Я бессмертен. Я единственное бессмертное существо во всей вселенной, и ни что это не изменит. Меня можно убить, но смысла в этом нет, я буду возрождаться вновь и вновь. Меня можно заковать в цепи, посадить в темницу, обездвижить навеки, но смысла в этом опять же нет — я убью себя сам или с чьей-нибудь помощью — и снова вернусь к жизни в любом удобном месте на земле. С моим существованием можно только смириться.
— И все смирились?
— Большинство, — кивнул саарга, — кто знает о моем маленьком бессмертном секретике. Но таким существам, как Мируэль, Ройз или Винкель — не нужно смирение. Они понимают, что я никогда не был злом. Мерзавцем, может быть — и то лишь по меркам Земного мира, но злом — не-е-ет. Я не вижу смысла в истреблении целых рас, в жесткой иерархии, в ущемлении людей, в публичных казнях, и даже вседозволенность демонов мне порядком надоела — я привык двигаться в ногу со временем, а не топтаться на месте, как это делает Кларэль. Моя природа такова, что я нуждаюсь в пище, которая говорит, мыслит и имеет душу. Уж простите, — язвительно протянул он, — я таким родился. Но при этом я не дикое животное. Я не буду нападать на первого встречного и вполне обойдусь той едой, которую мне предоставят законным и безболезненным для общества образом. Например, пожизненно заключенными. Как это происходило при правлении Мируэля и будет происходить при правлении Винкеля. Но если по каким-то причинам мне препятствуют в получении пищи — я выхожу из себя и начинаю похищать «невинных», чтобы потом их съесть. — Инари склонил голову, изображая фальшивое раскаяние. — Признаю, я эмоционально и, возможно, даже психически нестабилен — это неминуемое явление при бесконечной жизни. Но вот вопрос: почему все сразу считают, что я убиваю пухлых младенцев и купаюсь в крови молодых девственниц? Те существа, — вернулся к изначальному вопросу саарга, — что я держал в этих комнатах — невинными не были. Я вообще не ем невинных существ уже много столетий, стараюсь не есть, хоть они и вкуснее грешников. По земле ходят наемники, — Инари ухмыльнулся, — их смерть никого не огорчит, лишь принесет облегчение и спокойствие. А также убийцы, педофилы и прочие больные ублюдки, которых не поймали стражи, но поймал я и мой голодный желудок.
— Намекаете, что вы убиваете исключительно «плохих парней»?
— И женщин тоже. Я не приверженец дискриминации.
— Эльзу вы собирались оставить в живых… пока я не вмешалась в ваши отношения.
— Да, ты права, — без возражений согласился Инари. — Видишь ли, мне было ее жаль. Я ведь не бесчувственный краймер, как некоторые. За свою жизнь я даже несколько раз плакал, представляешь? — шепнул он так, будто открыл мне тайну мирового масштаба. — А это значит, что у меня есть чувства.
— Сколько вам тысячелетий? — спросила я.
Давно уже терзало любопытство.
— Много, — уклонился саарга от прямого ответа.
— Больше десяти?
— Конечно.
— Правда?!!
— Ты интересуешься с какой-то определенной целью?
— Угу. Пытаюсь понять, как вы умудрились сохранить эмоции и не утратить страсть к жизни, а вы ее явно не утратили.
— Ну и? — усмехнулся пожиратель. — Получается понять?
— Если честно, — я покачала головой, — пока как-то не очень.
— Да брось ты! — отмахнулся Инари. — Понять меня не сложнее, чем понять высокородного охотника. Где он, кстати? — Саарга нахмурился. — Где Ройз?
Я поджала губы.
— Ушел. И уже давно.
— Только не говори мне, что он расстроился из-за этого мертвого демона!
— А вы бы не расстроились?
— Не знаю. У меня нет друзей-идиотов, поддерживающих Кларэля.
Я прищурилась.
— А у вас вообще есть друзья?
— Что за вопрос? Я же само очарование! — Инари пригладил серебристые волосы… липкие от чужой крови. — Разумеется, у меня есть друзья. Ну как друзья? Определенные существа, с которыми мне приятно общаться. Особенно с женщинами. — Пожиратель облизнулся. — Люблю женщин: диких и скромных, всяких. Их всегда можно либо съесть, либо трахнуть. Утрирую, конечно. Съесть их нельзя, но многие барышни разрешают себя понадкусывать.
— Мы же о дружбе говорили! — возмутилась я. — Как вы умудрились испошлить такую невинную тему?
— Мы говорили о моей извращенной интерпретации земного понятия дружбы, — поправил саарга, доставая из кармана дорогущих, но безнадежно испорченных кровью брюк свой навороченный эхо-зорг последнего поколения, который в данный момент дико вибрировал.
Взглянув на экран, он страдальчески закатил глаза. — Прости, малышка, — извинился саарга, сбрасывая чей-то вызов, — но мне пора бежать, изображать послушную сучку императора.
— В час ночи? — удивилась я.
— Зло не дремлет, — исчерпывающе ответил он и тут же растворился в воздухе. Посмотрев на остатки пилота за стеклом в допросной, я поежилась и тоже покинула наблюдательную, не имея ни малейшего желания оставаться здесь одной.