Даря освобождение.
Вэл привалилась спиной к стене, нелепо задранный плащ обнажил поясницу. Голая кожа царапнулась о неровность старого камня.
И будто огромный кусок льда посреди ее груди медленно превратился в пар, исчезающий в ночном небе белым туманом.
Она поспешно вытерла слезы, рисуя на губах неровную улыбку.
— Одевайся, — не давая отдышаться и прийти в себя, шепнул Шейн, обдавая дыханием влажную от пота шею, — маленькая дрянь.
— Ты… — аккуратно отстраняя Шейна непослушной дрожащей ладонью, не в силах двигаться, Вэл тихо, но безумно засмеялась, — ты все объяснишь мне, понял? Все правила игры.
— Он… за тебя убьет, — переводя дыхание, поправляя неразличимые в темноте штаны, вдевая ремень в пряжку, уверенно произнес волк. — Знаю, он уже предупредил тебя… Меня тоже.
Вэл усмехнулась, дернула штанину, пытаясь сунуть в нее ногу. Колени подгибались, ноги дрожали, и лишь со второй неуклюжей попытки ей удалось желаемое.
— Ты не слушаешь меня, Шейн. — Вэл поправила нижнее белье, подтянула штаны, чертыхаясь одними губами на разорванный кожаный шнурок ширинки. — Я хочу все знать. Все про вас, тварей. И ты поможешь мне, больше некому.
— Нашла во мне друга? Не боишься последствий? — Удивление в голосе Шейна было почти искренним.
Понял, видимо, что имеет дело с поехавшей.
— Плевать мне на последствия, — жестко сказала Вэл, поднимая на волка глаза с блестящей в них легкой сумасшедшинкой, — ты мне нужен.
— Ты и правда стала совсем другая, — тихо сказал волк. Он помолчал, а затем добавил: — Хочешь приручить его?
В темноте проулка Вэл не могла различить синевы узких прищуренных глаз, лишь почувствовала дыхание, тяжелое и прерывистое.
— Один раз почти получилось. — Вэл с не сходящей с губ тонкой полубезумной ухмылкой дрожащей рукой безуспешно попыталась вдеть ремень в пояс штанов. Она тихо ругнулась, не увидев в темноте брошенный сапог, ладонью отвела с ключиц щекочущие волосы.
— Ты маленькая дрянь, — повторил Шейн.
И улыбнулся.
ГЛАВА 17
— Ты подумала над моим предложением?
Почти незаинтересованный тон и тонкий, едва заметный излом брови. Бесстрастное, привычно бледное лицо и черные волосы.
Раза даже не повернул головы, цепким взглядом выискивая в разложенном перед собой длинном свитке что-то важное.
Вэл запнулась, кидая быстрый взгляд на посмеивающегося Зена и излишне равнодушного, чуть отвернувшего лицо Шейна.
В кабинете было душно. Так душно, что почти не хватало воздуха. Вэл посмотрела на приоткрытое окно и удивленно нахмурилась: плотная портьера медленно колыхалась под порывами поднявшегося на улице ветра.
— Мы будем обсуждать это… сейчас? — Она перевела взгляд на Раза. Он, чуть склонившись над приставной частью стола, сжал руку в черной перчатке, расслабил и провел пальцем вниз по свитку, вчитываясь в написанное.
И даже не попытался сделать вид, что ему интересна стоящая перед ним девушка.
— Тебя что-то смущает? Меня — нет. — Черные брови сошлись на переносице. Раза выпрямился, поднимая глаза на Зена. — Я не понимаю. И что ты хочешь от меня? Если они выходят в сухом остатке на эту цифру, то какие слова ты желаешь услышать? Похвалить за то, что потеряли кучу времени? Пусть сами решают свои проблемы. Мне нужен результат.
— Ра, какой результат? Три раза пересчитывали же. — Зен двинулся к столу с другой стороны, протянул руку и указал пальцем. — Смотри, если забыть о небольших убытках, то все вполне неплохо.
— Неплохо? Когда грянет мороз и у нас под окнами соберется недовольная толпа с вопросом, что им делать, ты тоже ответишь — «все вполне неплохо»?
Вэл почувствовала себя очень глупой и совершенно лишней здесь. Она не хотела слушать, вдаваться в подробности. Не желала быть даже невольной свидетельницей вещей, далеких от ее понимания.
— Я понял. Хорошо. Попробую разобраться. — Зен вздохнул, подхватил разложенный свиток, ловким движением свернул его и стукнул им по столу, поджимая губы.
Недоволен, конечно.
Она мельком обежала глазами его подтянутую фигуру. Напряжен, как струна, в карих глазах раздражение.
Получай, ублюдок.
Приятное чувство, почти удовольствие ласково щекотнуло изнутри.
— Вэл, говори, что хотела. Мне передали, что ты приходила дважды.
Она запоздало услышала обращенный к себе голос Раза.
— Стражники снизошли до моих просьб? — Вэл с неохотой оторвала взгляд от Зена и повернулась к Раза. — Удивительно. Думала, они и дальше будут меня игнорировать.
— Вэл? — Раза был явно не в духе. Он скривил губы и вздохнул, складывая на груди руки.
Она нервно стиснула пальцы, скрывая неуверенность в спокойной улыбке.
— Пусть выйдут, — Вэл бросила быстрый взгляд в сторону, замечая, как вытянулось лицо Зена, — оба. И мы поговорим.
Раза не присел, скорее прислонился к краю черного отполированного стола и, не меняясь в лице, не повышая тона, ровно сказал:
— Здесь командую я, а не ты. Прикуси язык.
Она посмотрела прямо в темные прищуренные глаза. Раза будто принял ее вызов, не отводя взгляда, замерев, превратившись в камень.
— Пусть выйдут, наместник. — С каждым произнесенным словом Вэл все больше теряла уверенность в том, что ведет себя правильно, но признаться в этом на глазах Зена было еще хуже, чем возможные последствия. — И мы с вами обсудим все условия.
Раза хмыкнул и едко усмехнулся, чуть качнув головой.
— Восхитительно, — отметил он. Пальцы в черных перчатках еле заметно сжали рукава кожаной куртки. — Так нагло, что я даже заинтригован, чтобы противиться такому напору. — Он кивнул подбородком в сторону двери. — Вы слышали ее. Идите.
— Ра! — Зен изумленно вытаращился на Раза, не сводящего с Вэл прямого, начинающего пугать взгляда.
— Идите, Зен. — Голос звучал как сталь, приказом без восклицания.
— Идем, ты слышал наместника. — Шейн протянул руку, касаясь предплечья Зена.
Тот показательно громко фыркнул, скользнул неприятным, вызывающим острое ощущение жжения в желудке взглядом по Вэл снизу вверх, стиснул свиток, сминая его, и, наконец, под воцарившееся в кабинете молчание двинулся к двери.
Когда дверь захлопнулась за спинами мужчин, дышать сразу стало легче. Вэл выдохнула через нос, расслабленно тряхнула кистью руки, поправляя рукав туники. Конечно, пыльной.
Она поморщилась. Ну не переодеваться же ей в роскошное платье, отправляясь к Раза.
Браслет она больше не скрывала. Обыкновенное украшение, оставшееся на память, отголосок далекого прошлого. Так ведь?