— Я до сих пор никому не сказала, как ее зовут. Это ведь глупо, да? Давать ей имя, когда она все равно умрет.
— Не говори так, — оборвал ее я. — Надежда по-прежнему есть.
— Надежда? — Джейн бросила на меня взгляд, полный сомнения. — С каких пор ты стал надеяться?
Мне нечего было на это возразить, потому что она была права. Я никогда не верил ни в приметы, ни в надежду, ни во что другое. Я не знал Божьего имени до того дня, когда родилась моя дочь, и чувствовал себя полным дураком за простой порыв вознести ему молитву.
Я был реалистом.
Я верил в то, что видели мои глаза, а не в какую-то призрачную надежду. Но все же в глубине души при виде этой маленькой фигурки я хотел бы уметь молиться.
Это эгоистичная потребность, но мне было нужно, чтобы моя дочь поправилась. Мне было нужно, чтобы она выкарабкалась, потому что я не был уверен, что смогу пережить ее потерю. Когда она родилась, в груди у меня возникла ноющая боль. Мое сердце словно очнулось после долгих лет сна, но, проснувшись, оно не почувствовало ничего, кроме боли. Боли от осознания того, что моя дочь может умереть. Боли от того, что я не знаю, сколько дней — а может, и часов — ей осталось. Поэтому мне было необходимо, чтобы она выжила. Чтобы душа моя избавилась от боли.
Когда моя душа была закрыта для чувств, жить было гораздо легче.
Как ей это удалось? Как она смогла снова открыть ее?
Я даже ни разу не назвал ее по имени…
Что же мы за чудовища такие?
— Просто уйди, Джейн, — холодно сказал я. — Я останусь здесь.
Не сказав больше ни слова, она ушла, а я сел на стул рядом с нашей дочерью, чье имя тоже боялся произнести вслух.
Прождав несколько часов, я позвонил Джейн. Временами она с головой уходила в работу и забывала, что пора покидать офис. Как и я сам, когда пишу книгу.
По мобильному никто не отвечал. Я звонил ей в течение последующих пяти часов, но ответа не получил, поэтому решил позвонить в приемную. Поговорив с Хизер, секретарем, я почувствовал себя опустошенным.
— Здравствуйте, мистер Рассел. Простите, но… ее уволили сегодня утром. Она очень давно не появлялась, и мистер Уайт уволил ее… Я думала, вы знаете. — Она понизила голос. — Как у вас дела? Как ребенок?
Я повесил трубку.
Я чувствовал растерянность.
Злость.
Усталость.
Снова набрал номер Джейн, но звонок был сразу переадресован на голосовую почту.
— Вам нужен перерыв? — спросила меня медсестра, пришедшая проверить положение зонда, через который питалась моя дочь. — У вас усталый вид. Вы можете поехать домой и немного отдохнуть. Мы позвоним вам, если…
— Я в порядке, — сказал я, прерывая ее.
Она снова начала говорить, но мой суровый взгляд заставил ее закрыть рот. Закончив проверку показаний, она слегка улыбнулась мне и вышла.
Я сидел рядом с дочерью, слушал писк работающих приборов и ждал, когда вернется моя жена. Часы сменялись часами, и я все же решил позволить себе съездить домой, принять душ и взять ноутбук, чтобы иметь возможность работать в больнице.
Я старался не задерживаться. Быстро запрыгнул под душ, позволяя горячим струям обжигать кожу. Затем оделся и поспешил в кабинет, чтобы взять ноутбук и кое-какие бумаги. И в этот момент заметил на клавиатуре сложенный пополам лист бумаги.
Грэм.
Мне нужно было перестать читать уже на этом месте. Я знал заранее, что ничего утешительного в ее словах не будет. Знал, что неожиданно обнаруженное письмо, написанное черными чернилами, не предвещает ничего хорошего.
Я так не могу. Не могу просто сидеть и смотреть, как она умирает. Сегодня я потеряла работу, в которую вложила столько труда, и мне кажется, что я лишилась части сердца. Я не могу сидеть и ждать, когда другая часть моего сердца тоже исчезнет. Это невыносимо. Прости. Джейн.
Я тупо таращился на текст письма. Перечитал ее слова несколько раз. Потом сложил лист и сунул его в задний карман.
Ее слова что-то затронули в глубине моей души, но я старался не реагировать.
Глава 5
Люси
— Я полностью отключился, — говорил мне незнакомец дрожащим голосом. — В смысле, мы оба были в запаре из-за экзаменов. Я так старался не завалить их, что просто забыл о нашей годовщине. Ссора была предсказуемой, ведь она пришла с подарком для меня и наряженная к ужину, который я забыл заказать.
Я улыбнулась парню и кивнула, когда он закончил свою сагу о том, почему его девушка в данный момент на него злится.
— А для полного счастья я и про день рождения ее забыл, потому что неделю назад меня отчислили из медицинской школы. Из-за этого я был в полной прострации, но чувак… Ой, да, простите. Я просто куплю цветы.
— Это все? — спросила я, выкладывая на прилавок дюжину красных роз, выбранных парнем для своей девушки в качестве извинения за то, что забыл две самые важные даты, помнить о которых должен был обязательно.
— Да. Как считаешь, этого хватит? — взволнованно спросил он. — Честно, я просто совсем запутался. И даже не знаю, с чего начать извинения.
— Цветы — хорошее начало, — сказала я ему. — И слова тоже помогают. Но, знаешь ли, поступки говорят лучше всего.
Он поблагодарил меня и вышел из магазина.
— Ставлю на то, что они расстанутся через две недели, — сказала Мари с ухмылкой, подрезая стебли тюльпанов.
— Мисс Оптимистка, — засмеялась я. — Он ведь старается.
— Спрашивает у постороннего человека совета по поводу своих отношений. Слабак, — ответила она, качая головой. — Прости, но я не могу понять, почему парни сначала накосячат, а потом считают, что их должны извинить. Просто не косячь, тогда и извиняться не придется. Не так уж сложно быть… хорошим.
Я натянуто улыбнулась, наблюдая, как ожесточенно она подрезает стебли цветов. В глазах ее бушевали эмоции. Вряд ли она призналась бы, что в данный момент вымещала собственную боль на прекрасных цветах, хотя явно так и было.
— Ты… в порядке? — сказала я, когда она сгребла в горсть маргаритки и впихнула их в вазу.
— В порядке. Просто не понимаю, как этот парень мог быть таким невнимательным? И с чего бы ему просить у тебя совета?
— Мари.
— Что?
— Ты раздуваешь ноздри и размахиваешь секатором, как сумасшедшая просто потому, что парень купил своей девушке цветы, чтобы извиниться за забытую годовщину? Ты действительно так взбудоражена из-за этого, или все дело в сегодняшнем свидании? Учитывая, что это могла бы быть твоя…
— Семилетняя годовщина? — она искромсала две розы на мелкие кусочки. — О! Я даже не вспоминала.