— Мне не нужно, чтобы ты поразил его в глаз, старина, — тихо произнес Грауль, — просто убей его — и этого будет достаточно.
— И чем он тебе так насолил, Гоорт? — усмехнулся Дидерхис.
Грауль пожевал губами, а затем нехотя ответил:
— Наши прииски теперь принадлежат ему.
Дидерхис хмыкнул:
— Англичане — они все такие. Я еще помню, как моей семье пришлось бросить нашу ферму в Капстааде и отправиться сюда, после того как они обманули нас с обменом риксдаллеров.
[64]
Мой отец думал, что, уехав, мы навсегда избавимся от этих уродов, но они и сюда добрались… — Вильюн покачала головой и приник к винтовке.
— Это не англ… — начал Грауль, но тут раздался грохот выстрела.
Старик мгновенно передернул затвор и выстрелил еще раз.
— Попал? — безучастно поинтересовался Грауль.
Дидерхис бросил на него возмущенный взгляд и сплюнул, показывая, как он относится к подобным вопросам. Но затем смилостивился и ответил:
— Да, в обоих.
— Их там было двое? — удивленно переспросил Грауль.
— Сам погляди, — огрызнулся Дидерхис.
Гоорт молча встал и подошел к валуну, из-за которого стрелял старик. Высунувшись из-за валуна, он некоторое время рассматривал два лежащих на земле тела.
— Второй — англичанин.
Дидерхис довольно усмехнулся:
— Ну да, я никогда не упускаю возможности убить англичанина…
Это да, с этим спорить было невозможно. Точно так же поступали и остальные буры. Несмотря на то что к исходу второго года войны их армия потеряла две трети своей численности, а после Крунстада вообще перестала существовать как организованная сила, англичанам пришлось заплатить за свое вероломство чудовищную цену. Безвозвратные потери Великобритании в этой войне уже превысили двести тысяч человек. Конечно, не всех из них убили буры — более половины погибли от болезней, вызванных плохим питанием, тяжелым климатом и другими факторами. В любом случае эта война обошлась Англии куда дороже, чем, скажем, Крымская. По существу, сравнимые потери у англичан были только во время Наполеоновских войн. Но тогда Великобритания (ну ладно, пусть вместе с союзниками, но всем же понятно, кто на самом деле победил Наполеона — Ватерлоо помните?) сражалась с самой сильной державой, да еще подмявшей под себя почти весь континент, кроме самых глухих его окраин вроде России, а сейчас… с кучкой вонючих неграмотных мужиков. Как такое могло произойти?! Однако бурам было наплевать на столь лестное сравнение. Они просто защищали свой дом и убивали врагов, ступивших на его порог.
И в этот момент снизу раздался залп. Все это время молчавший Пауль недовольно поморщился и стряхнул с плеча ветки, сбитые с деревьев английскими пулями.
— Проснулись, — недовольно произнес он.
Гоорт Грауль качнул головой:
— Да, пора уходить. Все, что надо, мы сделали.
До лагеря в скалах они добрались уже в сумерках. Когда все трое, проскользнув узким проходом, выехали на небольшую площадку у пещер, на которой горел большой костер, им навстречу поднялась высокая фигура. Грауль поймал взгляд Петра Горлохватова и молча кивнул. Встревоженный взгляд русского смягчился, и он, улыбнувшись, сделал шаг вперед, хлопнул по плечу спрыгнувшего с лошади Пауля:
— Ну что, Павел, как охота?
— Па-адумаешь, — скривил губы парень. — Всего парочка англичан. Ничего особенного.
Горлохватов расхохотался:
— Эк ты кровожаден, парень…
Лицо Пауля посуровело.
— Я не кровожаден, я памятлив, — глухо произнес он. — И умею отдавать долги. Тем более что среди этих двоих не было ни одного моего. Отец не разрешил мне стрелять. Все достались дядюшке Вильюну.
Русский молча сжал его плечо и покосился на Гоорта Грауля. С тех пор как в устроенном англичанами концентрационном лагере погибли жена и трое младших детей Грауля, он сильно изменился. Даже потеря руки у Крунстада так на нем не отразилась. После того как Граулю оторвало руку, его отвезли на ферму его отца, куда перебралась вся семья после начала войны. Он провалялся там почти два месяца, пока англичане приходили в себя после выигранного, но стоившего им гигантских потерь сражения у Крунстада. Сказать по правде, если бы буры дали подобное сражение в самом начале, англичане точно не рискнули бы продолжать войну, но… в первое время и те, и другие предпочитали действовать небольшими подвижными отрядами. Ну, небольшими по европейским меркам. По здешним казалось, что отряд в пять-шесть тысяч человек — это почти армия. Да так, в общем-то, и было. Тем более что бурам вполне хватало таких отрядов, для того чтобы двигаться все дальше в глубь английских владений, один за другим захватывая английские городки. Вернее, ставшие английскими — многие из этих городков когда-то были основаны бурами. Поэтому бурские ополченцы с нескрываемым удовольствием сбивали прикладами своих «русок», как они называли русские винтовки системы Мосина, таблички с английскими названиями. Это продолжалось всю вторую половину 1903 года и в начале 1904-го. А когда бурские разведчики, въехав на возвышенность, увидели впереди столовую гору Капстаада, произошла катастрофа. Вернее, первая из катастроф…
На следующее утро партизанский отряд поднялся с рассветом. Люди были спокойны и деловиты. Что надо делать, все знали, и уже давно. Ждали только команды. Да и подготовлено все было еще несколько месяцев назад. Так что уже через полчаса после рассвета цепочка из двадцати лошадей — на некоторых восседали всадники, другие были нагружены вьюками, — выехала из узкого ущелья и двинулась на юго-запад.
Спустя полтора часа они добрались до небольшой рощи, где отряд остановился на дневку. Когда разложили костер и начали готовить похлебку, Горлохватов подошел к сидевшему на поваленном дереве Гоорту Граулю и присел рядом. Некоторое время оба молчали, наконец Петр спросил:
— Куда думаешь двигаться после?
Грауль пожал плечами. Горлохватов несколько мгновений смотрел на него, а затем скрипнул зубами и осторожно положил руку голландцу на плечо:
— Гоорт, может, пора заканчивать эту твою личную войну? Их не вернешь, да и сын у тебя еще остался…
Грауль медленно повернул голову, и его лицо исказила жуткая гримаса ненависти.
— Петр, они убили Марту. Они пришли сюда и убили Марту. Марту, которая никогда и никому в жизни не сделала зла. А еще они убили Виллема, Питера и маленькую. А ей было всего восемь месяцев… — Тут он осекся и рванул ворот рубашки, будто его душили слезы.