И-иэха-а!
На этот раз блиндаж лишь слегка тряхнуло. Во-от, этот явно пошел нормально. Ближе к центру эллипса рассеивания. Как ему и положено.
Грохот выстрелов над полигоном звучал уже третьи сутки без перерыва. Огонь вели орудия двух калибров — триста пять и двести три миллиметра. Именно эти калибры станут главными на строящихся броненосных крейсерах и броненосцах. Броненосные крейсера планировалось вооружить четырьмя восьмидюймовками с классическим расположением по два орудия в носовой и кормовой башне и восемью шестидюймовками Канэ всё в тех же, уже практически стандартных, двухорудийных полубашнях, которыми оснащались крейсера «золотой» и следующих серий. Но там они выступали в качестве главного калибра, а на броненосных крейсерах и броненосцах должны стать средним… Разница была только в несколько увеличенной длине ствола, ну и еще в кое-каких усовершенствованиях, сделанных по результатам эксплуатации этих орудийных установок на крейсерах. На броненосцах же главным калибром должен был выступать двенадцатидюймовый. А в качестве среднего рассматривался либо все тот же шестидюймовый, либо восьмидюймовки. Третьим, как это сейчас называлось, противоминным калибром всех кораблей будут новые восьмидесятисемимиллиметровки, совпадающие по калибру с новыми же армейскими полевыми орудиями.
Курс на унификацию калибров я выдерживал жестко. Хотя суммарный выигрыш от него оказался несколько меньше, чем я предполагал. Полностью совместить технологии никак не получалось. Морские пушки были тяжелее, с более длинными и толстостенными стволами. Так что унификация производства стволов удалась лишь частично. Да и это было немало… А так вообще полевые пушки вышли просто на загляденье. Но пока на вооружение был принят только первый дуплекс. Причем, вопреки моим опасениям, проект прошел на ура. Введение в конструкцию достаточно мощных противооткатных устройств позволило сделать лафет с раздвижными станинами, что тут же увеличило угол горизонтального обстрела орудия до сорока пяти градусов, в то время как у типичных для этого времени орудий на лафете с одной станиной он составлял едва пять градусов. Угол вертикальной наводки тоже увеличился. У стосемимиллиметровой гаубицы он составлял почти шестьдесят пять градусов. У пушки был в полтора раза меньше, но тоже значительный. Вследствие чего наши новые орудия получили не только увеличенную дальность стрельбы, но и просто несопоставимые с другими образцами возможности для маневра огнем.
Вообще, раздвижные станины произвели фурор. И не то чтобы они были недоступны технологически, нет. Просто это пока не пришло никому в голову… Смысл в лафете с одной станиной сохранялся до тех пор, пока орудия не начали оснащаться противооткатными устройствами. Пока этого не было, при выстреле отдача орудия гасилась откатом его назад. При такой конструкции орудия станина лафета, расположенная по оси ствола, служила этаким примитивным противооткатным устройством, передавая отдачу на землю и гася ее с помощью собственной упругости и силы трения опорной лапы о землю. Но такая конструкция, при всей ее простоте и дешевизне, во-первых, сильно замедляла боевую скорострельность орудия, поскольку для следующего выстрела орудие требовалось выкатить на старую позицию, вновь навести, зарядить и лишь затем выстрелить, а во-вторых, вследствие того что единственная станина должна была при выстреле располагаться очень близко к оси канала ствола, ограничивала угол горизонтального наведения орудия узким сектором в пять-шесть градусов. Если требовалось перенести огонь по фронту за пределы этого сектора, расчету надо было прекратить стрельбу и вручную развернуть орудия. Как только орудие получило возможность компенсировать отдачу не примитивным откатом назад, а работой соответствующих механизмов, необходимость в лафете с одной станиной тут же отпала. Однако для того чтобы не просто понять преимущества лафета с раздвижными станинами, но и хотя бы представить себе возможность подобной конструкции, в том варианте истории, которую преподавали мне на занятиях в нашем военном училище, потребовалось порядка двадцати лет. На протяжении Первой мировой войны орудия все еще имели лафеты с одной станиной. Для меня же лафет с раздвижными станинами был совершенно естественным. Настолько, что мне пришлось специально разбираться с тем, что мешает применить подобную конструкцию здесь.
Впрочем, разработка этого орудия шла очень тяжело. Приходилось бороться за каждый килограмм веса и за каждый рубль стоимости. Именно из-за необходимости удешевления орудия пришлось отказаться от дульного тормоза, а вследствие отказа от него — заметно укоротить ствол. Иначе отдача оказывалась слишком сильной, вызывала быстрый износ противооткатных устройств и трещины в станинах. Что опять же приводило к снижению дальности выстрела до девяти километров, хотя снаряд позволял стрелять заметно дальше. В итоге упали начальная скорость и настильность траектории, а следовательно, и точность огня.
У конкурентов, правда, дела с этим обстояли не лучше, а даже хуже. Зато тщательная ревизия конструкции по всем, в том числе и финансовым параметрам, позволила уложиться в очень неплохие массогабаритные и стоимостные характеристики… Хотя, если уж быть совершенно честным, кабы не мои собственные металлургические заводы, ничего бы не получилось. Достаточно сказать, что, для того чтобы уложиться в определенные весовые и стоимостные характеристики, мне пришлось организовать производство специального сорта проката, предназначенного для изготовления пустотелых станин. Ибо станины, произведенные по прежним технологиям, то есть сборкой вручную из вырубленных металлических пластин, соединенных заклепками и болтами, либо выводили стоимость орудия за, так сказать, пределы добра и зла либо, если использовать более дешевые материалы и простые технологии, доводили вес орудия до двух с лишним тонн в боевом положении… Мне также пришлось слегка поломать голову над тем, как использовать этот сорт проката в гражданских целях. Ибо сносная себестоимость данного проката выходила только при таких объемах производств, которые производством одних орудийных лафетов не закроешь ни в какую. Ну да и с этим справились… Естественно, помогло еще и то, что в производстве орудия должны были широко применяться те новые технологии, которые в достаточной мере освоили пока только на моих заводах, например холодная и горячая вырубка (штамповка) и различные типы точного литья. Так, штампованное стальное колесо с каучуковой шиной, используемое на моем лафете, обходилось дешевле, чем такое же, но изготовленное из дерева и железа на лафете образца Обуховского завода, и при этом обладало гораздо большей прочностью, чем первое, и обеспечивало большую скорость передвижения по дорогам. Впрочем, скорость здесь определялась скорее не конструкцией лафета, а физическими характеристиками лошадей упряжки…
Так вот, проект дуплекса моего завода был принят на ура. Уж слишком внушительным оказался отрыв по характеристикам от других образцов, представленных на конкурс. И победа моих образцов на конкурсе ГАУ прошла при почти полном молчании «независимой прессы». Ибо никто из действительно разбирающихся в артиллерии людей не мог бы сказать, что победа была незаслуженной. Нет, кое-какое ворчание было. И обвинения в том, что я как председатель ГАУ избрал не тот калибр, тоже звучали (эвон французы да немцы «по-умному» уменьшили калибр, и у них чудо как хороши орудия вышли — легкие, скорострельные, не то что наши…). Но звучали они глухо. Поскольку во многом благодаря моему деятельному участию в проекте у нас действительно получился шедевр. Это признавали почти все. Даже мои противники… А жалкой кучки журналистов и издателей, которых любое мое действие интересовало лишь как повод для обвинения в очередном смертном грехе, для разворачивания очередной шумной компании против меня оказалось явно недостаточно. Более того, некоторые из этой своры, в ком еще теплились хоть какие-то остатки порядочности, вынуждены были хоть и сквозь зубы, но признать, что на этот раз великий князь не воспользовался своими полномочиями, чтобы обеспечить собственные заводы жирным куском государственного заказа, «как он это делал всегда», а честно выиграл конкурс.