Поездом к океану - читать онлайн книгу. Автор: Марина Светлая cтр.№ 65

Через два дня в форт вернулся Кольвен и сменил ее в работе, заняв лабораторию. Отснятый ею материал казни отправился в Иври-сюр-Сен с ближайшей корреспонденцией. При Аньес остался контратип[1] снимка с улыбающимся перед казнью повстанцем. Она так и не смогла его отпустить и передумать тоже не могла.

В ближайшую отлучку она предприняла первую попытку найти врача и, переговорив лишь с одним из них, пожилым французом, вынуждена была признать, что на ее намеки он не отзывается, а спросить прямо ей не хватает духу – этот почтенный господин едва ли способен нарушить закон. Ее мучил страх перед возможным разбирательством – не хватало еще, чтобы стало известно, что она военнослужащая, поднимется шум, скандал, дойдет до начальства, и ее точно уволят из армии. Она пришла как частное лицо в штатской одежде, и после осмотра, заверений, что ее здоровье в порядке, но ей следует больше беречься и желательно сменить климат на более привычный, ушла, так ничего и не добившись. Смалодушничала, сама виновата.

Больниц в Ханое было немного, бо́льшая часть из них сейчас представляла из себя военные госпитали, в которые свозились раненые с севера. И чем дальше, тем больше она убеждалась – даже акушерка в ее случае будет вполне терпимым вариантом, поскольку аборт здесь, как и во Франции, нелегален. Нужно только найти, только договориться. Но откуда ей знать, чем закончится подобная авантюра!

О ребенке Аньес не думала вовсе, называя его «неудобным положением» даже про себя. Потому что иначе ее начинало тошнить от отвращения, будто бы это она приставляла пистолет к голове вьетнамца и делала последний выстрел.

Позднее, вечером, проболтавшись весь день в Ханое, лишь бы не возвращаться в форт, она отправилась в «Руру Ксавье» и честно отбыла там пару часов, выкуривая сигарету за сигаретой и распивая разбавленный ром, как обычно. Будь она мужчиной, приняла бы саму себя за проститутку, настолько развязной представлялась в собственных мыслях.

А потом нырнула в спасительный салон такси и дождалась заветной фразы:

- Это будет стоить тринадцать пиастров, мадам.

- У меня пятьдесят пять. Найдете сдачу?

Это теперь означало, что за ней не следили. Она очень хорошо научилась улавливать интонации связного. «Тринадцать» звучало так мирно, будто бы это она из кабаре отправляется к себе домой, в большую, просторную квартиру, которую ей оставил Марсель, а вовсе не в форт посреди города, в котором на каждом шагу опасность.

- Найду, конечно, куда ж я денусь? – усмехнулся шофер. И принялся болтать, как делал это обыкновенно дорогой из Ханоя.

Аньес же торопливо вынула конверт из сумки с припрятанным там фото улыбавшегося вьетнамца. И вместо того, чтобы привычно спрятать его под сидение, подавшись вперед, чтобы просунуть руку к водителю, сунула его тому под нос.

- Это Чинь Туан Ань, - ледяным голосом произнесла она, подписывая самой себе приговор. – Его расстреляли четыре дня назад. Я хочу, чтобы этот снимок был опубликован в газетах дружественных стран. Можно это устроить?

- Вы с ума сошли? Зачем вы мне это показываете? – опешил шофер, дернувшись от фотографии – по негласному правилу он не должен был знать, что она передает советской разведке. – Чтоб вас! Это вы снимали?

- Снимала я. И вам это показываю, потому что только вы знаете, в чьи руки попадают мои сведения. А мне очень нужно…

- Нет, ну вы точно сошли с ума! Какое мне дело до того, чего вы хотите? Вы пришли оставить, так оставляйте! Мое дело небольшое.

- Мое тоже, - стараясь выглядеть уравновешенно, гнула свое Аньес. - Но сейчас мне нужно сделать так, чтобы оно точно было опубликовано. Чинь Туан Ань был повстанцем и героем. Его казнили, слышите? Я видела эту казнь и хочу, чтобы ее увидел весь мир. Вы не представляете, сколько в нем было достоинства и…

- Прекратите! Вы же снимали! Вы же должны понимать, что вас и просчитывать не нужно, это все равно что голову добровольно подставить под лезвие гильотины!

- Понимаю и готова рискнуть. В конце концов, это мог быть кто угодно, кроме меня. Почтальон, адресат, любой сотрудник архива. Я хочу рискнуть. Необходимо донести это до общества. Вы представляете, какой резонанс можно вызвать? Воззвать к совести скольких людей единственной публикацией!

- Я не стану этого делать, - вконец рассердился шофер, выкрутил руль и съехал на обочину. Остановил авто. Обернулся к ней, и она вдруг осознала, что он не азиат. И его акцент – тоже перестал быть вьетнамским. На лицо был наложен грим, который хорошо скрадывался ночным мраком и еще тем, что в поле ее зрения он попадал только со спины –  она видела лишь ухо, часть щеки и самую малость в зеркале – глаза. Он был не очень высоким и довольно щуплым, что делало его фигуру похожей на типичную для местного населения. А волосы оказались спрятаны под нахлобученную на голову кепку. Но сейчас Аньес была уже совсем-совсем уверена в том, что этот человек такой же вьетнамец, как и она. Он же, между тем, продолжал ее отчитывать:

- Оставите снимок здесь – сам порву, собственноручно! Еще не хватало так подставляться! Вы информатор! Почему я должен вам объяснять, как себя вести? Вам прекрасно известны ваши обязанности, но вместо этого вы рветесь геройствовать! Не ваше дело принимать такие решения!

- Если меня задержат, это тоже вызовет некоторый резонанс, который нам только на пользу.

- Черта с два на пользу! Вы бестолковая баба, у вас нет ни мозгов, ни выдержки, и я не знаю, кто тот идиот, которому вздумалось вас вербовать, но слушайте сюда, мадам де Брольи! В самом лучшем случае, когда ваша вина будет доказана, вас быстро и без огласки расстреляют, а на вашей родине никто и знать не будет, кто вы такая. В худшем же – и разбираться не станут. Прихлопнут где-нибудь из-за угла. Просто так, на всякий случай. Вы этого хотите и этого добиваетесь?

- Я хочу, чтобы Франция увидела глаза этого человека! Умам давно уже нужна пища, а этой войне вот такой мученик. Иначе никак! Встряхнуть это чертово болото, заставить их двигаться. Я это могу. Это единственное, что я по-настоящему могу.

- Здесь вы ничего не сделаете! Для этого существуют митинги, саботажи, листовки, работа тех людей, которые не находятся в тени, как мы с вами. Они свободны, а мы нет! От нас зависит безопасность нашей деятельности. Вы понимаете, что вас могут пытать? Им нужны будут имена и пароли, мадам де Брольи. Они не дадут вам никаких шансов не выдать всю сетку.

- Это бесполезно, я ничего не знаю, а значит, ничего не смогу сказать, - упрямо отмахнулась Аньес. – И вы достаточно ловки, чтобы больше не появляться под «Руру Ксавье», верно? Мы можем придумать другое место для встреч, в то время как у меня всегда останется кабаре в запасе, чтобы было, что отвечать на допросах.

- Вы соображаете, что несете? Вы совершенно серьезно пытаетесь обсуждать со мной вещи, которые ни в моей, ни в вашей компетенции!

- Значит, мне придется искать другие варианты выхода на советскую прессу, - огрызнулась Аньес. О чем бы речь ни шла, но критика ее действий и образа мыслей довольно ощутимо ударила по самолюбию.