Поездом к океану - читать онлайн книгу. Автор: Марина Светлая cтр.№ 61

Наверное, все кануло безвозвратно. Аньес думала: и слава богу!

Еще она думала о том, что совсем немного дальше, на севере, тот самый Вьетбак, который их войска так и не покорили. И о том, что впереди – изматывающие месяцы, в которые ничего не решится ни для одной из сторон. Французы не уйдут. Вьетнамцы не сложат оружия.

Даже если придется разобрать Индокитай по камешку.

А она сама – часть странного механизма, который функционирует таким образом, что ей никогда не осознать до конца его предназначения и великого замысла грядущего. Она и правда ведь слишком маленькая.

Уж во всяком случае, то, что делалось ею здесь, ничтожно.

В Ханое привилегии жить отдельно от расположения части рядовому де Брольи даровано не было. Поселили ее в казарме укрепленного форта за пределами города, но на манер того, как было в Иври-сюр-Сен, ей предоставили отдельную комнатушку. Совсем маленькую – там едва становилась койка, стул и узкий платяной шкаф, куда она лишь запихнула вещмешок. Зато без соседок, которые утомляли бы ее разговорами.

Она теперь вообще утомлялась слишком быстро. Не успевала выйти из комнаты и пройти несколько метров до внутреннего двора, как уже чувствовала себя выжатым до последней капли фруктом. Такой же вялой, мягкой и иссушенной. Климат невозможный. Еще немного, и от нее и правда совсем ничего не останется.

Впрочем, она держалась несколько недель кряду, не давая заподозрить себя в физической слабости и избегая жалоб. Кажется, единственный, кто видел, что дело не к добру, это Жиль Кольвен. Его внимательный взгляд останавливался на ней все чаще, а если их отправляли с заданием, он старался нигде не покидать ее, чтобы она находилась в поле его зрения. Он был трогательно заботливым мальчиком, хотя природу этой заботы Аньес, увы, слишком хорошо понимала. И все же не находила в себе сил отказаться от нее, что, и сама понимала, единственно правильно. Никто так о ней не пёкся с той поры, как не стало Марселя и Робера Прево.

Сейчас работа кинематографической службы была непыльной и все больше бумажной.

Они фотографировали содержавшихся в казематах форта заключенных, именуемых преступниками за то, что вздумали сопротивляться французскому государству. Иногда их отправляли делать фото ландшафта для военных нужд. Пару раз за прошедшее здесь время привозили медикаменты, эти поставки Аньес снимала тоже. Поскольку заниматься наряду с этим журналистской деятельностью не возбранялось, только сперва надо было согласовывать тексты с начальством, равно как и газеты, для которых они предназначались, Аньес коротала время за написанием серии очерков об Индокитае. Это хотя бы немного развлекало ее. Те выходили в «Le Parisien libéré», она посмеивалась по этому поводу и продолжала отправлять их напрямую Гастону, а он не гнушался брать. Он был кем угодно, но не дураком, когда ему предлагают хоть что-то выгодное. И это единственное, в чем всегда оставался верен себе. Ни одного поступка. Ни единого. Кричать ей, что никогда никакое приличное издание не возьмет ее текстов, а потом покорно их издавать на собственных страницах! Видимо, дыра, в которую согласно его пророчеству, укатилась Аньес, представляла для него все же некоторый интерес. Либо «Le Parisien libéré» больше не было приличным изданием.

Сейчас, здесь, как и в Сайгоне, ей действовали на нервы три вещи. Климат. Бездействие. Люди.

Ее деятельный ум не способен был смириться с необходимостью выжидать.

Текст записки связного то и дело возвращал ее к поиску того, что бы он мог значить. К концу первой недели пребывания в Ханое, она уже точно знала, что в городе нет ни одной улицы, которая носила бы имя хоть какого-нибудь Ксавье. Человека с таким прозвищем она тоже пока не нашла. Да и не представляла, где искать. По всему выходило, что он сам найдет ее, как было и в Сайгоне. Но все же имя и цифры не оставляли ее в покое в то бесконечное первое и единственное в ее биографии индокитайское лето.

Однажды жизнь сама подбросила ей подсказку. От лица жизни выступил Кольвен, оговорившись как-то за обедом, им поглощаемым и ею ковыряемым в офицерской столовой, где их тоже кормили вместе с командирским составом, что местное солдатьё, кто при деньгах, с удовольствием в свободные от службы дни отправляется в кабаре «Руру Ксавье». Там-де девчонки неплохо танцуют и поют, и еще приличная выпивка, карты и можно хорошо отдохнуть. И им с Аньес обязательно нужно будет туда заглянуть в какой-нибудь из вечеров. Одна беда, работает оно согласно ограничениям комендантского часа и закрывается рано.

Да, кроме разрушенных стен, о войне здесь напоминал еще твердый распорядок дня, который включал и комендантский час, что заметно осложняло жизнь заведениям, которые по определению ночные.

Но поужинать там вполне можно, если не засиживаться.

«Могу же я пригласить на ужин красивую женщину, так?» - усмехался Жиль, внимательно следя за ней из-под полуопущенных век и делая вид, что не следит вовсе.

Колкостей о том, что хорошо он повеселился уже однажды в Сайгоне и наверняка не в одиночестве, Аньес себе не позволила. Довольно того, что капрал Кольвен по сей день «искупает» свою вину примернейшим поведением. Потому на тот раз неопределенно кивнула, ничего не обещая, но и не противясь: мол, непременно при случае. И сделала все по-своему.

В первую же отлучку, ставшую возможной после этого разговора, она сама отправилась в «Руру Ксавье».

Заведение оказалось не выдающимся, но достаточно уютным. Даже почти европейским, лишь с небольшим налетом экзотики – девушки, танцевавшие на небольшой, но хорошо освещенной в полумраке помещения сцене, были вьетнамками, вполне прирученными после выступления присоединиться к заинтересованным мужчинам и продолжить знакомство уже при более тесном общении. Они были хорошенькими, по-французски говорили без акцента, их сценические образы при всем легкомыслии получились все-таки интересными. А Аньес, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания, просидела в самом дальнем углу, какой нашла, целый вечер. Там было достаточно темно, чтобы ее никто не видел, и она чувствовала себя вполне свободной наблюдать за людьми, которые входят в двери заведения и выходят из них.

Пила сильно разбавленный ром и понятия не имела, какого черта здесь делает.

В «Руру Ксавье» она после этого случая наведывалась еще дважды. Оба – безрезультатно.

И лишь однажды ей повезло.

Она ужасно устала, едва волочила ноги после очередного представления осточертевших ей вьетнамок, очередная порция разбавленного рома подкатывала к горлу, не желая оседать в желудке, и она в очередной раз думала, зачем вообще его пила. Идти к врачу все еще не решалась, опасаясь, что тот в ответ на недомогание заявит, что этот климат ее доконает, и отправит домой, не давши пройти ближайшую медкомиссию. Подобный сценарий совсем не входил в планы Аньес, потому, глотнув воздуха и стащив с головы кепи, она высунулась на улицу, под ужасный дождь, заливавший все вокруг нее. Эти индокитайские дожди, как ей представлялось, способны были погрести под собою все сущее – и стены, и их развалины. И созданное природой, и построенное человеком. И форты больших городов, и маленькие партизанские укрытия в джунглях. У кого больше шансов выгрести из потоков воды – какая теперь-то разница?