Поездом к океану - читать онлайн книгу. Автор: Марина Светлая cтр.№ 122

- Пойдем, - прошептала она. – Пойдем, я погляжу, что у нас есть на кухне. А ты можешь сыграть Роберу? Хорошо? Его придется чем-то занять. По утрам он привык быть со мной, покуда я не уйду.

Юбер кивал в ответ, глядя на их ладони, сейчас сцепившиеся узлом, и спешным шагом шел за ней, пока она взбегала на крыльцо, мчалась мимо консьержа, провожавшего их изумленными глазами, а потом поднималась по лестнице на свой этаж. Он видел ее затылок, растрепанные волосы, разметавшиеся по плечам, и несколько коклюшек на висках, которых Аньес не сняла. И от такого интимного ее вида, который дозволено видеть лишь самым близким, у него перехватывало дыхание, а в горле колотилось все невысказанное за столько времени.

Потом они оказались в ее квартире, где, кажется, все замерло и не издавало никакого шума. Мадам Прево, накануне мучившаяся от сердечных болей, сейчас еще спала. Шарлеза же вчера вечерним поездом уехала проведать старшего брата в Бигуден. И так вышло, что сегодня завтрак был на совести Аньес.

И она старалась. Старалась, лишь на мгновение замешкавшись, когда принесла на кухню Робера, которого тоже пора кормить. Сейчас их было двое, мужчин, нуждавшихся в завтраке. А она так глупо, совсем непохоже на себя, боялась потерять сознание от совершенного, без любых оговорок, счастья. Сын на руках Юбера освоился быстро и пытался снять булавку с его галстука. Анри некоторое время внимательно разглядывал мальчугана, а потом вдруг сказал, что у него совершенно уникальные уши. Других таких нет на свете. И с этим высказыванием Аньес вынуждена была согласиться. Других таких нет.

Потом она сервировала стол, варила кофе, а Лионец играл и ей, и Роберу на гармонике, и когда в приоткрытой двери мелькнуло изумленное лицо мадам Прево, но тут же исчезло, ей захотелось смеяться, и она с трудом сдерживала этот смех, вдруг подумав, как все могло бы быть, если бы она стала кем-то другим, не собой.

Или только сейчас, в эту счастливую минуту, она – это она?

Когда человек обретает себя, он должен быть счастлив. Несчастны те, кто изображают других.

На завтрак были свежий хлеб, масло, джем и яйца-пашот – Аньес готовить умела все самое простое, но те у нее на удивление получались. Молоко для сына и печенье, которое она снова растолкла, потому что Робер желал только так, отказываясь есть по-человечески. «Он еще очень маленький», - улыбаясь, говорила ей иногда Женевьева.

И теперь Юбер удивленно повторил то же самое, слово в слово. «Он еще очень маленький» - будто ожидал увидеть взрослого мальчишку, а на руки ему усадили младенца.

Он еще очень маленький и у него совершенно уникальные уши. И еще он их сын. Лишь последнее – как сказать? Где найти те самые причины, оправдания, извинения, которым Лионец поверит, за которые он простит? Разве на свете есть такие?

Потом она ушла одеваться и причесываться. Спешно провела ладонями по волосам, наткнулась на коклюшки, негромко и испуганно охнула, глянув на забавлявшегося Анри, и исчезла в другой комнате. Иногда он слышал ее отрывистое «мама, который час» и «мама, я могу приехать поздно, не ждите». И забавлялся еще больше.

А потом мальчик негромко проворковал ему: «Чу! Чу! Чу!» - и схватился за погон на мундире. Как он так легко понял, что «чу» на птичьем языке означает «хочу», Юберу и самому было не ясно, но вся эта возня заставляла испытывать что-то щемящее в груди, отчего он даже не пытался укрыться. Чувствовать всегда лучше, чем жить с камнем вместо сердца.

Позднее Аньес показалась на кухне уже полностью одетая и вместе с матерью. Мадам Прево была смущена, хотя, казалось, ее смутить непросто. Она забрала Робера и ретировалась в другую комнату. А Анри и Аньес остались одни, неловко глядя друг на друга, будто бы были школярами. Хороши школяры! У него изранено все тело, а у нее вся душа, но если захотеть, можно сказать и наоборот – ничего не изменится.

Он вез ее в Иври-сюр-Сен, по пути она покупала газету, ежедневную «Юманите», которую, оказывается, все еще читала, и они говорили о чем-то, что там писали в то мартовское утро. Заголовки были о войне. Аньес мечтала о мире. А когда они прощались у форта, он вдруг сказал ей:

- Может быть, мне попросить в гараже, чтобы не отдавали тебе машину? Пусть найдут в ней какую-нибудь поломку и продержат у себя хотя бы еще день?

- Зачем же, господи? – удивилась Аньес, вскинув свои красивые тонкие брови, и он невольно залюбовался ею. Опять, как обычно.

- Ты куда покладистей без нее.

- Тебе тогда с ними никогда не рассчитаться, - расхохоталась она, когда поняла, о чем он толкует, и нисколько не раскаивалась в том, что сама не далеко ушла, продырявив шину. Только ей совсем не было стыдно за свой поступок, пусть сейчас она уже и не знала, как ей остановиться на этом мгновении, но не позволять происходящему зайти далеко.

Не выходило.

Истосковалась по нему.

А теперь, как голодающая, не могла насытиться.

- Плевать. Что-нибудь придумаю. Вечером мы сможем увидеться?

- Ты же слышал, я сказала матери, чтобы не ждала.

И теперь хохотал он, а она выскакивала из салона его шикарного Остина и мчалась к КПП, оглядываясь несколько раз и широко ему улыбаясь. А Юбер все настойчивее думал о том, что ее сын – от другого мужчины – вовсе никакая не беда. Они оба, и он, и Аньес, стоили того, чтобы ждать их полтора года. Они стоили, чтобы ждать их всю жизнь.

[1] Тип культурного ландшафта, где пастбища, поля и луга отделены друг от друга и окружены земляными насыпями, увенчанными живой изгородью, рядами деревьев, лесопосадками или полеском. Характерен для Нормандии. Бокажи послужили существенным затруднением для союзных войск при проведении операции «Оверлорд», поскольку снижали видимость, затрудняли действия танковых частей и снижали эффективность применения артиллерии.

[2] Основной американский средний танк периода Второй мировой войны. Широко использовался американской армией на всех местах боевых действий, а также в больших количествах поставлялся союзникам (в первую очередь Великобритании и СССР). Во время продвижения по Нормандии к их днищам прикреплялись острые стальные пластины, срезавшие бокажи.

* * *

Маленькая и теплая, она оказалась в его объятиях, будто упала с неба, и такое счастье, оказывается, вынести очень трудно. Юбер вынужден был признать, что почти полюбил салон своей слишком хорошей для такого солдафона, как он, машины, вычурной и, наверное, чересчур британской. Но на подобную симпатию имелась одна-единственная причина, зато достаточно веская, с какой трудно не считаться. Эта машина подходила Аньес. Его маленькая бретонка выглядела блистательно и снаружи ее, и внутри, хоть в форме, хоть в вечернем платье, хоть в тренчкоте, хоть в меховом пальто. И еще лучше она выглядела в его объятиях.

Он видел ее вчера. Он видел ее утром. Вечером – он видит ее снова. Это, черт подери, становилось отличной привычкой, от которой ему, наверное, никогда не отказаться. Она пахла весенним дождем, сигаретами и горькими духами, от которых кружится голова и шаги по земле становятся легкими-легкими. День без нее был лишь чередой событий, которые он подгонял, лишь бы быстрее наступил тот миг, когда окажется у форта, чтобы ее забрать, даже если механик уже и починил старый Ситроен. Потому что она сказала матери – не ждать. Ее сыну всего лишь год, а она, безумная, сказала не ждать.