* * *
Престарелый консьерж ее дома, все еще помнивший Марселя, по той же старой памяти и к ней до сих пор относился весьма нежно. Один из немногих оставшихся. Большинство людей глядели на нее если не с презрением, то с опаской. В мире мужчин за ней прочно закрепилась репутация шлюхи, и ей никогда не забыть того, какой шквал мыслей и чувств накрыл ее в тот день, когда она поняла, что люди с немалым любопытством стараются заглянуть на коляску, в которой она катала поначалу маленького Робера – посмотреть, какой у него разрез глаз или какого цвета кожа. После она стала просто родившей без мужа. После привыкла.
А сейчас… снимала церемонию награждения в Елисейском дворце. И ее провожали те же мужские взгляды, что и в прошлой жизни, а она знала, что никогда от них не избавится.
Да, по-прежнему, кроме мамы и Шарлезы, к ней относились только генерал Риво, несколько старых приятелей и вот, пожалуй, консьерж.
Он ее и встречал на пороге, когда она входила с улицы, пахнущая сыростью и весной.
- Мадам де Брольи, - почтительно пророкотал немолодой мужчина с хорошей выправкой, как у военных прошлых лет, торопливо открывая перед нею дверь. Она спокойно улыбалась и поднималась по лестнице на крыльцо.
- Закрывайте, холодно, ваш ревматизм не дремлет, Вокье!
- В моем возрасте не иметь ревматизма уже стыдно, - отчеканил консьерж, пропуская ее внутрь. – Отчитываюсь: мадам Прево и мсье де Брольи гуляли с утра. А после обеда ваша кухарка ходила на рынок, хотя сколько уж я ей говорил, к вечеру там ничего уже и не остается.
- Зато цены сбавляют, - усмехнулась Аньес. – Вы же знаете, как рачительна Шарлеза.
- Это уж знаю, - мечтательно вздохнул Вокье и грустно улыбнулся. За их Шарлезой он и рад бы приударить, да только вид у нее был – не подступишься. Но о его поздней влюбленности не знал лишь ленивый в их доме.
Аньес ласково ему улыбнулась и направилась к лестнице, чтобы теперь подняться к себе в квартиру. Она не жила больше в Иври-сюр-Сен, попрощавшись с казармами, как надеялась, навсегда. Но продолжая работу на КСВС, оставалась в Париже. Теперь ее обычным маршрутом были поездки в Отель де Бриенн на официальные встречи командования. Как сегодняшняя. С той лишь разницей, что сегодняшняя была с первыми лицами государства.
И с подполковником Юбером.
Особенно с подполковником, о присутствии которого ей заранее ничего не сказали, иначе… Иначе! Она хотя бы была готова, даже если отказаться нельзя!
Аньес открывала дверь своим ключом, разувалась, снимала пальто – все это в совершенной тишине. Лишь на мгновение на глаза попалась Шарлеза, приложившая указательный палец к губам. Это значило лишь одно – тихо, Робер спит. А если уж Женевьева не вышла поздороваться с ней, стало быть, спит и она. Единственный мужчина, пусть и всего года отроду, подчас так выматывал их женское сообщество, что падали они по очереди, не чувствуя под собой постели. Но все три женщины их дома никогда от него по доброй воле не отказались бы и не променяли нынешнюю жизнь на ту, что была прежде, без него.
По дороге в свой кабинет, Аньес заглянула в детскую, которую они соорудили из комнаты, где прежде у нее размещалась целая гардеробная. Так и есть. Робер спит в кроватке, мать – на кушетке рядом. Заходить внутрь она не стала, чтобы и правда не разбудить, хотя, возможно, и надо бы, а то потом до утра будут разгуливать по квартире, а у нее работы столько – за ночь не переделаешь. Да она и скучала. Скучала по мальчику, чей ясный взгляд и смешные уши с первого дня запали ей в сердце. Это самое сердце он сжимал своими маленькими вечно липкими ладошками так же, как сжимал шоколадного зайца, которого ему вручили на Рождество. До тех пор, пока тот не растаял и не размазался по рукам коричневой сладкой кашицей.
Покинув детскую, она ушла к себе, работать. И работала до вечера, когда хорошо слышала, что встали уже и мать, и Робер, а комнаты наполнились запахом приготавливаемого ужина. Теперь здесь пахло совсем иначе, чем при Марселе, или чем когда она жила одна. И Аньес сложно было сказать, не скучает ли она по прежнему одиночеству. По запахам прошлого. По тишине стен. По выходам в свет и дорогим туалетам. По вечерним сигаретам в кресле Марселя и возможности не думать о том, о чем думается сейчас все чаще. Наверное, иногда она и правда скучала, но никогда не позволяла себе раскисать.
Ей нравилось занимать ванную, проявляя фотографии, пока Шарлеза запекает картофель с телятиной на ужин, или возиться с «Пасторалью» Жиля Кольвена, ночами отстукивая отредактированный текст на печатной машинке, когда Женевьева варит ей очередную чашку кофе, лишь бы немного порадовать ее и дать передышку. Ей нравилось, что частенько все вешалки в доме занимали мокрые пеленки, развешенные на кухне у плиты или в комнате возле обогревателя – сдавать их в прачечную они не успевали, и Шарлеза то и дело возилась со стиркой, а Аньес каждый раз собиралась раздобыть настоящую сушилку, и каждый раз деньги уходили на что-нибудь другое. Ей нравилось ездить в Отель де Бриенн по первому звонку Риво и нравилось, что там, на другом уровне подчинения на нее теперь смотрят иначе, чем сумасшедшую женщину в форме, угодившую во вьетнамский плен и чудесным образом вернувшуюся оттуда глубоко беременной. Ей нравилось в свободные дни выбираться из дому с коляской и бродить улицами, разглядывая, будто впервые видит, Париж. Ее мальчик родился в свой срок в конце зимы и теперь проявлял неугомонный, непоседливый характер бесконечными проказами. «Он всего лишь любопытен», - улыбаясь, говорила выбившаяся из сил мадам Прево, когда Робер попадал в очередной переплет.
Аньес нравилось очень многое. Даже то, что можно рыдать ночами в подушку, тогда как раньше – не получалось выдавить из себя и капли даже в самые страшные дни. Об этой ее маленькой тайне знала одна Шарлеза, менявшая однажды поутру ее постельное белье. Тогда она выбросила подушку сушиться на балкон и с тех пор регулярно проделывала этот трюк, чтобы не тревожить свою старшую хозяйку. «После воздуха крепче сон!» - совершенно серьезно заявила она однажды.
Так они и жили – три женщины разных возрастов и один мужчина всего лишь года отроду. И Аньес отдавала себе отчет в том, что этой жизнью, каждым ее мгновением она обязана человеку, который сегодня получал военный крест из рук Министра национальной обороны в присутствии Президента Республики. Который день ото дня креп, поднимался все выше, теперь уже куда выше ее. И который ее любил.