Героиня мира - читать онлайн книгу. Автор: Танит Ли cтр.№ 75

— А вы бы ее отравили.

— Ох, принцесса. Из-за меня погибли и попали в ад сотни человек, моих собратьев. Как вы могли подумать, что меня остановит жалость к собачке? Собственно говоря, я блефовал. И на самом деле скармливал ей конфетки, которые взял из стоявшей на столе вазы сразу же, как пришел. Их ели все. Как видите, я тоже ценю собачью жизнь выше человеческой. Животные… беспомощны перед нашими прихотями. В ходе военных кампаний я видел лишь мертвых лошадей и собак, да еще кошек, которых раскармливали на случай осады… Бога ради, оставим эту тему.

— Да, оставим.

Я поднялась на ноги, он пошел ко мне, еще раз поклонился, но не взял моей руки. Он выше меня на пять дюймов, но теперь он ближе ко мне, чем в детстве. Тогда он был просто высоченным взрослым. А сейчас он превосходит ростом Илайиву и полностью соответствует моим дурацким детским представлениям о героях.

Шрам, прочертивший по диагонали кисть левой руки, казался к месту, а на ладонях появились мозоли, оставленные рукоятью шпаги, кинжала, щита и копья. Длинные пальцы, ногти недавно приведены в порядок, а на одном — вертикальная темная трещина, еще один след удара. Стоило на мгновение увидеть вблизи эти странные глаза, и тут же выяснилось, что они такие же, как у меня, расцвеченные множеством изменчивых красок, слившихся на данный момент в серый цвет. По случаю церемонного обеда он привел себя в опрятный вид — безукоризненный мундир, волосы и ногти сверкают глянцем. За всей его красотой, за этими глазами скрывался яростный вихрь боли, закованный в железо; сдавленный броней из шрамов куда более страшных, чем те, что я заметила на его теле.

Явился Мельм и подал нам вино. Он принес топаз, но церемоний не потребовалось — вино из давно початой бочки, и все же прекрасное.

Фенсер заговорил о нем, поднес бокал к свече и стал рассматривать вино на свет; золотые отблески заплясали на радужной оболочке его глаз и ненадолго, невзаправду погасили в них тени. Ему доводилось слышать о топазе.

— И об этом доме, — сказала я.

— Да. Поймите, у меня были друзья среди офицеров и дворян Крейза. Имя Гурц упоминалось в разговорах.

Мы замолчали. Стоявшие на пустом камине цветы внезапно зашевелились, будто к ним прикоснулась чья-то рука. На плитки посыпались лепестки лилий.

— Мне повсюду видятся мертвецы, — сказал он. — Друзья, что умерли ради меня, призраки любивших их людей. Может, и ваш муж стоит сейчас у меня за спиной и держит шпагу наготове. Скажите ему, принцесса, пусть нанесет удар. — И он проглотил вино, запрокинув голову, как воду, как лекарство, словно хотел запить собственные слова. А вслед за этим сказал совсем спокойно: — Простите, что говорю вам о своих навязчивых идеях. Ваше великодушие выбило меня из колеи. Вдобавок чувство изумления не оставляет меня сегодня. Увидев вас впервые… вы очень похожи на женщину, которую я знал когда-то. На южанку, которой нет в живых. Прошу прощения за подобное упоминание. Какая бестактность с моей стороны. Сравнить вас с женщиной из вражеской страны.

— Во мне течет кровь юга, — проговорила я.

— Неужели? — Он с ужасом посмотрел на меня, затронутая тема вызывала у него тошноту. — Наверное, вы изо всех сил стараетесь это скрыть.

Вот на таком расстоянии от истины мы и остановились. И более не возвращались к этой бездонной пропасти. Я не смогла к ней приблизиться, а его воспоминаний оказалось недостаточно, чтобы свернуть на путь, ведущий к ней, а может, ему не хотелось копаться в прошлом.

Подали обед, и у меня возникла мысль: не предложить ли привести сюда одного из наших псов, чтобы проверить, нет ли яда в его пище. Но это привнесло бы оттенок иронии и игривости, к которой мне не хотелось прибегать.

Казалось, он доверяет мне, или же ему очень хотелось умереть от яда или от удара в спину, нанесенного рукой призрака.

Он выглядел совсем иначе, чем в тех случаях, когда другие люди окружали его, тоска и меланхолия сделали его ранимым. Наверное, при мне он вел себя так же, как оставшись наедине с самим собой; собственное общество не повергало его в веселье, и мое тоже.

Немногое сказали мы друг другу. Поговорили о близящемся сборе урожая, о виноградниках, о паре книг, названия и содержание которых выпали у меня из памяти, равно как и имена авторов, но мы оба читали их в свое время. Подобные темы помогли нам удержаться в пределах безопасного русла. Различные отмели и коряги не позволяли нам заговаривать о родственниках и друзьях, об империи, о будущем и даже о географии Земли.

Он поблагодарил меня, извинился, сославшись на предстоящий рано утром отъезд, — он не сомневался, что меня обрадует это событие, — и ушел, когда еще не пробило и десяти часов. Ощутив полнейшее изнеможение, я присела у камина с цветами. Если бы мне удалось заплакать, слуги не осудили бы меня, заметив мои слезы. Они решили бы, что я горюю об утраченном супруге, потому что благоразумный поступок, совершенный мною в этот вечер, шел вразрез с памятью о нем и причинил жестокую муку.

Но разве смогла бы я объяснить самой себе, о чем плачу? О его глазах, о боли в них? О звуке его голоса, об уродливой трещине на ногте? О наших с ним разбитых сердцах?

Можно сидеть и рыдать над погребением вселенной. Ей нет и не будет скончания. А слезам положен свой срок.

1

Там, во мраке, сидел в тюрьме Фенсер. Свет, проникавший сквозь решетку с поперечинами, в шахматном порядке чередовался с тенью. Вокруг стояли бочонки, давным-давно вскрытые сазо, которым хотелось выпить Снаружи во дворе в нерешительности замешкался тюремщик, выпускавший отдельных узников на прогулку Никто не мог угадать, чья очередь сегодня, тюремщик выбирал наобум; возможно, причиной тому была злоба Он имел зуб на солдат-южан, ведь кто-то из них прострелил ему ногу у Высокобашенного.

Но вот засовы сняли и дверь приотворилась. В щели показалось злобное хитроватое лицо тюремщика, он заговорил на кронианском наречии, которое ему волей-неволей давно пришлось освоить.

— Тебе небось хочется прогуляться, а?

— Если выпустишь.

— Ну, может, и выпущу. У тебя ничего для меня не найдется?

— Ты же знаешь, что нет.

— Ни одного посетителя. Ни одна милашка не принесет подарочка славному смотрителю, то есть мне Ты такой симпатичный парнишка, и никого у тебя нет, меня это просто убивает.

— Я ведь говорил тебе, мне небезразлична одна дама. Ты обещал разузнать о ней, если удастся.

— Я старался услужить тебе. Пытался выяснить, повсюду расспрашивал насчет твоей бабенки. А что я получу за все труды?

— Сапогом по морде, когда обстоятельства изменятся.

— Мерзкие слова. Мерзкие. — На лице тюремщика заиграла довольная ухмылка. Теперь у него появился повод сделать гадость или ничего не рассказывать.