Узкий коридор - читать онлайн книгу. Автор: Дарон Аджемоглу, Джеймс А. Робинсон cтр.№ 38

Отказ поделиться зерном означает риск стать жертвой колдовства и насилия. Хозяйка поделилась зерном, потому, что боялась возмездия за нарушение норм, а не потому, что была какой-то особенно щедрой.

Подобная постоянная угроза характерна для общества тонга и даже встроена в структуру их кланов. Например, подгруппа, которая называет себя «тонга, живущими на плато» (Plateau Tonga), разделена на четырнадцать кланов, у каждого из которых есть свои тотемы – животные, которых запрещено употреблять в пищу. Тотемами клана баямба были гиена, носорог, свинья, муравей и рыба. Тотемы клана батенда – слон, овца и бегемот. К числу других запретных животных принадлежали леопард (клан бансака), лягушка (клан бафуму) и даже африканский гриф (клан бантанга). Согласно легендам тонга, подобные пищевые запреты возникли в результате того, что некоторые люди раньше поедали леопардов, но другие люди стали завидовать тому, что у первых много пищи, и поэтому они наслали на них проклятие, и у пожирателей леопардов возникло отвращение к этой пище. Из потомков этих людей и возник клан бансака.

Итак, нормам гостеприимства и щедрости, бытовавшим у тонга, подчинялись не из-за некоего морального императива и не потому, что люди видели в них экономические преимущества, но потому, что тонга боялись насилия и колдовства – не говоря уже о социальном остракизме и других последствиях, грозивших нарушителям этих норм. Тонга жили в безгосударственном обществе, и поэтому у них не было никаких законов или государственных служащих, которые защищали бы их или помогали им разрешать конфликты. Тем не менее уровень насилия у тонга не был чрезмерным именно благодаря наличию норм, предотвращающих и сдерживающих конфликты. Когда к тебе приходит сосед, надо щедро поделиться с ним едой – и это предотвратит потенциальный конфликт.

Гоббс считал, что без централизованной власти общество погрязнет в «войне всех против всех». Он также предполагал (мы это уже видели в Главе 1), что такая война уничтожит экономические стимулы – ведь «в состоянии войны нет места для трудолюбия, так как никому не гарантированы плоды его труда». Выражаясь языком современной экономики, конфликты и неопределенность означают, что индивиды не обладают гарантированными имущественными правами на результаты своих инвестиций и на произведенный ими продукт, полученный в результате производства, собирательства или охоты, и это сдерживает экономическую активность.

Чтобы осознать экономические последствия войны всех против всех, вернемся ненадолго в Демократическую республику Конго. В начале главы 1 мы уже рассказывали, что Восточные регионы страны, особенно провинция Северное Киву, находится под контролем полевых командиров и их военных формирований. В этих местах война идет не просто между отдельными индивидами, как это представлял себе Гоббс, но между целыми группами. Одна из таких групп в Восточном Конго – Конголезское объединение за демократию – Гома (Rassemblement Congolais pour la Démocratie – Goma, РКД – Гома), базирующееся в одноименном городе на берегу озера Киву и возникшее в ходе Первой и Второй конголезских войн (иногда их объединяют под названием Великой африканской войны, 1996–2003).

Несмотря на подписание мирного договора РКД – Гома, как и многие другие военизировнные группировки, не сложила оружие и продолжила терроризировать местное население. В декабре 2004 года боевики РКД – Гома подошли к городу Ньябиондо в Северном Киву (см. карту 5, стр. 129), который защищали отряды самообороны Май-Май. 19 декабря РКД атаковала город; бойцы Май-Май, захваченные в плен, были сожжены заживо. Сначала потери среди гражданского населения были невелики, так как жителям под покровом утреннего тумана удалось сбежать из города в поля и в джунгли. Однако РКД начала методичную охоту на них, и всего за несколько дней были хладнокровно убиты 191 человека. Вилли, которому тогда исполнилось лишь пятнадцать, рассказывал расследователю из Amnesty International:

Боевики насиловали даже восьмилетних девочек, 25 000 человек стали беженцами, их имущество было уничтожено, дома сожжены дотла. Город Ньябиондо был полностью разграблен, сняли даже черепицу с крыш.

Так выглядит пресловутая гоббсовская «война всех против всех» и ее очевидно катастрофические гуманитарные последствия. Экономические последствия тоже вполне очевидны. Экономика провинции Северное Киву (как и большей части ДРК) была разрушена. Результатом стала ужасающая нищета. В настоящее время среднедушевой доход в Демократической Республике Конго составляет около 40 % от показателя 1960 года, когда страна обрела независимость: всего 400 долларов США – это меньше 1 % от уровня США. Таким образом ДРК – одна из беднейших стран мира; здесь полностью оправдались выводы Гоббса о том, что жизнь людей в отсутствие государства «бедна, беспросветна, тупа и кратковременна».

Но жизнь народа тонга не похожа на ситуацию в Северном Киву, и ее не назовешь «беспросветной». Она, скорее, подтверждает мнение о том, что человек – «социальное животное», и что нормы, которые он вырабатывает, нацелены на кооперацию и поощряют гостеприимство и щедрость. Но, как мы уже видели в главе 1, платой за это часто оказывается заключение индивида в клетку норм. А теперь мы начинаем понимать, что эта клетка ограничивает не только социальный выбор, но и экономическое развитие.

Это ясно видно на примере молодого тонга, который усердно работал, но добился лишь того, что в его амбар пробрались духи, а на него самого ополчились колдуны, позавидовавшие его успеху. Но негативное влияние подобных норм на экономическую предприимчивость не сводится только к таким угрозам. Эти нормы также подрывают права собственности в целом, пусть это и не принимает таких крайних форм, как описанные Гоббсом бедствия экономики в безгосударственном обществе.

Представим, например, что вы инвестируете в производство с целью увеличения урожая. Если ваши права собственности защищены, то вы не только увеличите урожай, но и вольны распорядиться им так, как вам заблагорассудится. И если вы человек, щедрый по природе, то ваша щедрость и помощь соседям будут для вас источником дополнительной удовлетворенности от работы. Но в обществе тонга, как и во многих других обществах, которые регулируются клеткой норм, люди проявляют щедрость не потому, что это доставляет им удовольствие, а потому что боятся социальных последствий (в том числе даже насилия) в случае нарушения норм. Это означает, между прочим, что все излишки вашего урожая будут у вас отняты, даже если такой отъем и происходит в форме якобы добровольного и освященного обычаем проявления щедрости. Последствия всего этого будут не так уж сильно отличаться от описанного Гоббсом; в таком обществе уж точно не будет «места для трудолюбия».