Ненавижу тебя любить - читать онлайн книгу. Автор: Анна Веммер cтр.№ 48

— В честь кого названа Маша? — вдруг спрашиваю я.

— Что?

— Твой отец сказал, что ты не просто так выбрал имя. В честь кого? Не просто же созвучно Даше.

Он долго молчит. Продолжает сжимать меня в объятиях, и мне приходится опереться руками на его плечи, потому что поясница затекает в неудобном положении.

— Когда мы встречались, то мечтали, что назовем дочь Машей. Я сроднился с этим именем. В мыслях всегда была дочка Машка.

Не знаю, что чувствую, услышав это. Она мечтала о дочери… а родилась она у меня. Иванченко везде: в прошлом, в настоящем, в ненависти мужа, в преступлениях отца, в имени моей дочери. Она как будто задалась целью оставить как можно больше следов в моей жизни. И, черт возьми, преуспела.

Но в то же время Маша — это Маша. Моя Машка. Моя девочка. Маша-растеряша, вернувшаяся в первый день из сада без половины любимых игрушек. Маша-манная-каша — за любовь к манке на воде, да еще и с комочками. Манька, как зовет ее дедушка. Я не представляю себе дочь с другим именем, как не представляю себя кем-то кроме Ксении.

— А если бы был мальчик?

— Не знаю. Для мальчика я имя не придумал.

— Ты ее любишь? Машку? — спрашиваю я. — Или она тоже виновата в том, что сделал мой отец?

— Я жив только ради нее, Вишенка. Не ищи во мне хорошее. Не смотри так своими глазами, в душу не заглядывай, там ничего нет. Я способен только любить дочь и сестру, ненавидеть прошлое и почему-то хотеть тебя. На большее сил уже не хватает, у меня нет души, по крайней мере, той ее части, которая способна что-то чувствовать.

— Я как-то думала, что если уйду, вам с Машей будет проще.

— Не будет. Она по тебе скучает.

— Я тоже по ней скучаю, — говорю почти шепотом, уронив голову ему на плечо.

Все, кончился бойкот. Я больше не могу делать вид, что способна быть такой, как Верка. Я не такая сильная, как подруга.

— Если легче не станет, Володь, пожалуйста, не забирай ее у меня. Если любишь Машу… ну представь, что у тебя ее забрали. Ее нет, живет где-то далеко, ты не знаешь, здорова ли она, какое у нее настроение, что делает, чего хочет, как выглядит… Это как кошмар постоянный, в котором я ее теряю где-то в темноте.

— Не плачь, Ксюш. Не надо. Я не умею успокаивать. Просто не плачь. Давай попробуем еще раз. Вспомним, что мы развелись. Забудь обо мне, забирай Машу из садика в свои выходные. Давай попробуем расстаться, наконец, ладно? Больше не будет больно. Хорошо? Будем говорить только о Маше и только по вайберу. Никаких встреч, разговоров. Развелись и развелись. Хочешь? Только…

Господи, в его глазах — шторм, темный омут, в который я падаю, в котором тону.

— Попрощайся со мной, малышка, — хрипло шепчет он, осторожно касаясь моих губ своими. — В последний раз. И я исчезну, я обещаю. Вот такой вот будет конец.

Какой-то у нас неправильный конец. Перед концом не целуются, при расставании не трясет, а по венам не разливается жидкий огонь. Люди расстаются — и просто уходят, а я не могу даже сделать вдох. Когда поцелуй заканчивается, губы покалывает от разочарования, холодных воздух особенно болезненно ощущается чувствительной кожей.

— Мне нужно идти.

— Всего пятнадцать минут. Это ведь копейки.

— Сегодня тяжелый день. С утра ушел целый стол, не заплатив, и мне надо помочь девчонкам, чтобы покрыть недостачу.

— Я оставлю чаевые.

— Я уже сказала, куда можешь засунуть свои деньги!

— Тихо… Вишенка…

Господи, когда его пальцы мягко массируют кожу головы, я готова, как кошка, прогнуться и мурлыкнуть, подаваясь ласке, забыв обо всех обидах. Я так устала, шея и спина горят от напряжения и таскания тяжелых подносов. От нежного расслабляющего массажа по телу в прямом смысле идут мурашки.

— Просто помогаю… девчонкам… тебе… я же занимаюсь благотворительностью. Говорят, добрые дела помогают.

— Правда?

— Врут.

— Я не могу исправить то, что натворил папа. И не могу ее вернуть. Хотя и хотела бы. Если бы знала, что ты любишь ее…

— Я ее не люблю, — огорошивает ответ.

— Тогда что с тобой происходит?

— Не знаю.

И, чтобы прервать бесконечную череду вопросов, бывший снова меня целует. Я чувствую его возбуждение, под моей ладонью неистово бьется сердце. Кабинка ресторана — последнее место, где стоит сходить с ума, но я все равно схожу, забыв и о работе, и о том, что плотные шторки хоть и закрывают нас от всего мира, не являются надежной преградой.

Обычно в такие мгновения я становлюсь какой-то непривычной Ксюшей, не принадлежащей себе, но сейчас я, пожалуй, просто возвращаю крохи нежности, которые получила. Это наивное представление о мире, взгляд через розовые очки, но мне кажется, что если вернуть Никольскому в десять раз больше тепла, чем он дал, то станет чуточку теплее.

А еще меня поразило… нет, скорее тронула забота о Машке. «Живу ради нее» — единственная мысль, которая долго держала меня на плаву. Я смотрю в темные бездонные глаза и вижу ее же. Крошечный шаг, стиснув зубы, сжав кулаки, но ради Машки. Вернуть ей маму, оставить войну. Пусть не докричалась я, зато это сделала дочь, и за это я судьбе благодарна.

Вот такой вот конец.

С поцелуями, с пронизывающим до самых кончиков пальцев удовольствием. Я слышу, как бешено стучит сердце, кровь шумит в ушах, лицо горит, а губы слишком чувствительные для прикосновений грубых горячих пальцев.

Когда ладони Никольского поднимаются по моим бедрам вверх, собирая платье, оставляя на коже невидимые, но безумно обжигающие следы, я напрягаюсь, вспоминаю сауну, пугающую смесь боли с наслаждением.

— Не бойся… — выдыхает муж мне в губы. — Я буду очень осторожен. Если будет больно, скажи, хорошо?



— Вовка… ты дурак? Мы же в ресторане!

— Мы прощаемся. Это же лучше чем было?

Это… черт. Чтобы не стонать, я прикусываю воротник его рубашки, а еще прячу лицо, потому что мне стыдно за слабость, которая накатывает, едва я оказываюсь в его руках. Стыдно за удовольствие, за сладкие спазмы, за желание почувствовать давно забытое ощущение от секса с любимым мужчиной. Накрывает особенно сильно, когда я понимаю, что он нарочно проникает в меня медленно, чтобы не причинить боль.

У нас всего несколько минут. Не ночь, не выходные, и уж тем более не жизнь. Несколько минут на то, чтобы доставить друг другу удовольствие — а потом расстаться, потому что не делать мне больно он не может, а я ему не хочу.

И все же мне немного больно. От сожаления, что так не получилось с самого начала. Что нам хорошо прощаться, а жить было хреново.

Я закрываю глаза, стираю все мысли и просто позволяю удовольствию накрыть с головой. Раствориться в последнем поцелуе и очнуться только когда все заканчивается. Когда тело еще помнит, а голова уже включилась. Когда вместо отражения собственных мыслей в глазах мужа видишь слово «прощай».