— Один хороший выстрел, — сказал Армстронг Биллоуз, первый помощник адмирала, — и эти фонтаны снова заиграют. Взовьются до небес.
— Над этим стоит подумать, мистер Биллоуз.
На восточном краю площади Гамлет опять замедлил шаг.
— Где же эти чертовы франкоспанцы?
— Согласно данным разведки, Гамлет, в последний раз их видели у Каласа.
— Фальшивка. Наша собственная эскадра видела их у Кардиса.
— Вполне вероятно. Вы уже написали Эмме? — поинтересовался Том Здоровяк.
— Да. Заверил, что хотел бы нежиться в ее уютных объятиях. И тому подобное. Словом, глупости, каких ожидают чувствительные натуры.
— Ваша Эмма — прелестная девушка.
— Да, Том.
Они долго смотрели вдаль, туда, где заканчивался лес мачт и облака парусов. До самого Джибрал-Тара море было совершенно пустым.
— Вы же знаете франкоспанцев, Гамлет. Всегда опаздывают.
— Мистер Биллоуз!
— Сэр?
— Начать учебные стрельбы ровно в четыре часа.
— Есть, сэр.
Гамлет поглядел на депешу и еще раз прочитал: «Как вам известно, адмирал Элленсан, целью этой битвы является полное уничтожение франкоспанского флота. Этого ждет от вас страна. Просто красивой победы недостаточно».
* * *
Эскадра из шести кораблей, куда входили двадцатипятипушечный фрегат «О Эдгар, это ты? Ах!» и «Уфф, простите» со своими тридцатью пушками, вытянулась широким строем между франкоспанским побережьем и ангелийским флотом, стоявшим у Трей-Фалько. Их главной задачей было флажковыми сигналами передавать новости о перемещениях флота противника. Остров Кардис был виден только с переднего корабля. Он назывался «Вот это пчелка!».
Часа в четыре пополудни «Вот это пчелка!» развернулся и направился к следующему кораблю эскадры, сигналя во всю мочь.
Сообщение побежало по цепочке из шести кораблей и вскоре достигло ромейского острова.
Франкоспанский командор долго держал свой флот в Кардисе, надеясь заманить ангелийцев к себе. Но в конце концов он получил депешу от своего короля. В ней было приказано без промедления начинать битву. Монарх добавлял: «Ваша страна желает полного уничтожения ангелийского флота. Просто красивой победы недостаточно».
И после полудня франкоспанские корабли, будто исполинские морские чудовища, медленно отвалили от берега и направились на юго-восток, к проливу Джибрал-Тар.
Последний корабль ангелийской эскадры, «О Эдгар, это ты? Ах!», развернулся, как гончий пес, и устремился на якорную стоянку ангелийского флота. Он дошел до Трей-Фалько на закате.
Армстронг Биллоуз, стоявший на боевом мостике «Победоносного», первым прочитал флажковое сообщение. Биллоуз забил тревогу. И по палубе тотчас же прокатились радостные крики.
— Сюда идут франкоспанцы!
— Разделаем лягушатников в лапшу!
— Перемелем в муку!
— Наши корабли крепче дуба!
— Наши люди ярче звезд!
«Дорогая Эмма! — торопливо писал Гамлет. — Ты всегда в моем сердце…»
— Мы готовы!
«Дорогая мамочка, — писал Том. — Я надел приносящие удачу носки, которые ты прислала…»
— Наши пушки — лучшие в мире!
— Ангелия сильнее всех!
— Никогда еще не видал людей, так рьяно стремящихся к бою и к победе.
А на вершине колонны, на площади посреди острова, сидела обезьянка. Она смотрела на военную суету и шумиху, а на остров опускались сумерки, в небе одна за другой загорались тихие, равнодушные звезды. Они блестели, как медали, как пули, как слезы.
2. Феликс тонет
Трюм наполнился тьмой.
Ночью была ночь, и днем тоже была ночь. Время остановилось.
Неужели навсегда?
Феликс поерзал на набитых мешках. Лежать неудобно, но ему не привыкать — такое с ним уже не раз случалось в детстве, когда после смерти отца он жил в работном доме.
Он не испытывал ненависти к Голди. Только легкое чувство стыда, потому что немножко жалел ее. А по большому счету, ему было всё равно.
С тех пор как шторм рассказал ему о том, что корабль Артии разбился о скалы и она утонула, ему всё стало безразлично. Он не замечал, что Флаг и Красавчик схватили его, что Голди колотит его, пинает, царапает…
Жизнь бьет больнее кулаков любой женщины.
* * *
Снаружи было то же самое: темнота, будто цветок, неторопливо распускалась над африканийскими водами.
При свете дня «Розовый шквал» заприметил торговую шхуну, тяжело нагруженную товарами на продажу.
Николас Нанн с облегчением вздохнул, увидев, что Голди воспрянула духом и переключила внимание на эту шхуну. Воспользовавшись случаем, он прокрался к Феликсу и дал ему напиться. Однако Феликса это, похоже, ничуть не обрадовало.
Дурное обращение Голди с Феликсом озадачило… нет, как бы это получше сказать? Напугало Ника? Нет. Он мог представить себе такое только в кошмарном сне! Кошмар — вот самое верное слово.
Теперь Ник стал очень осторожен с Голди. Поэтому, когда они заметили купеческую шхуну, он присоединился к общему веселью.
Ветер дул бодро, и шли они резво. Знал ли Ник хоть что-нибудь о пиратах? О том, какие порядки царят в пиратских командах? Нет. Ник был человек военный, а военные, даже в самые страшные дни, живут по другим правилам.
На палубе, в рано наступившей темноте, пылали факелы. Таггерс истошно дул в горн, еще двое лупили в барабаны, остальные колотили палками по поручням и вопили во всё горло. Стараясь не спускать с лица фальшивую ухмылку, Ник подумал: они похожи на стаю кровожадных волков, вздумавших устроить оркестр.
Шхуна попыталась дать деру, догадавшись, чем на самом деле является «Розовый шквал». Хотя на «Шквале» вели себя непорядочно: так и не подняли «Веселого Роджера».
Ник. заметил, что шхуна идет под флагом Мароккайна, а почти все пираты старались не трогать корабли этой страны, потому что там терпимо относились к морским грабителям.
Голди, восторженная, страшная, подпрыгивала от нетерпения.
Выкатили пушки, раздался бортовой залп, такой слаженный, что отдача едва не опрокинула «Шквал» на правый борт.
Ба-бах! Купеческая шхуна зашаталась. Одна мачта на ней рухнула, обшивка треснула.
До Ника донеслись крики людей. Он обернулся к Голди, стараясь подхватить общее настроение.
— Здорово, капитан! Отличный выстрел!
— Заткнись, — рявкнула Голди, и в ее глазах полыхнуло зеленое пламя. — Оставь меня в покое!
Ник покорился. Даже в разгар боя он ни разу в жизни не видел, чтобы люди с такой злостью отвечали на самые простые слова.