Гости ушли ещё ночью, поставив какие-то свои защитные контуры. Лиса их не видела, но ощущала общий фон. Словно зудело что-то. И стихиям не нравилось это. Как-будто вторглись чем-то чужеродным. Но все терпели: и Лиса, и Василина, и стихии.
Ночные размышления завели девушку в ненужные дебри, потому она решила не торопиться. Просто подождать пока. На отца Лиса сердилась, обижалась, не понимала – все сразу. Она привыкла думать, что это был заезжий моряк, таких были сотни в их Кресте на Саманке. У каждого второго моряка имелось по семье в каждом порту. Потому Лиса даже и не задумывалась и не задавала лишних вопросов маме. Когда же получила от нирры Альмы перстень отца, подумала, что, может быть, отец был молодым богатым повесой, что опять-таки случалось довольно часто. Погулял, да откупился. И этот вариант был до сих пор возможным. Чувствовать себя обделённой из-за отсутствия отца, она никогда не чувствовала. Просто жили с мамой. Так, как умели. Но теперь, одни и те же вопросы просто изводили ее. Почему он бросил их, если теперь хочет вернуть? Или почему хочет вернуть теперь, если тогда бросил? Она не стала расспрашивать Кристиана о нем, но и ехать никуда не собиралась. Ни с ним, ни без него. Наставница не гонит, здесь спокойно, здесь она при деле. Здесь ее ни разу не попрекнули куском хлеба.
Как-то раз Лиса спросила у наставницы, что за камень отдал ей маг. Та ответила просто: «Душу». Оказалось, камень этот был украден много поколений назад у старшей ведуньи по имени Уна. Он позволял инициировать ведающих любого пола, но только одной особенности. Видеть мертвых. Ведающий помогал душе умершего завершить земные дела, передать наставления живым, завещать имущество (неофициально, конечно) и обрести, наконец, покой.
После того, как камень душ пропал, таких ведающих не стало.
– Так что он лишь возвратил нам наше. – пояснила Василина.
Ночью Лиса вспомнила о камне почему-то. Ей хотелось поговорить с мамой, расспросить ее. Но она помнила, что мертвые приходят сами, а тревожить их без веской причины не возьмётся ни один ведающий. Так что об этом пришлось забыть.
Но все это было ночью, а утром она отправилась в лес тренироваться и заодно насобирать лесной малины. Малинники прятались далеко за поляной, поэтому сначала она отправилась к ним. Летом в лесу жарко, душно, потому за ягодой и ходили утром. Держа в руке корзинку под малину, в которой сейчас прятались кувшинчик с молоком и краюха хлеба, девушка шла, слушая лес. Птицы пели, сопровождая ее, деревья шумели ветвями над головой и нет-нет да проглядывало утреннее солнце сквозь частую листву. Запах леса утренний, терпкий, чуть развеянный ветром, витал в воздухе, сам просясь внутрь. Не надышаться. Вон уж и малинник красной ягодой зазывает. Она отпила глоток молока из кувшина и только собралась поставить его, как в двух шагах от неё раздался шорох, ветки малинника раздвинулись и из них показался коричневый мех. Она так и застыла с кувшином в руке. Подросший медвежонок (за половину лета успел уж набраться сил) видно, полакомиться пришёл, а тут она некстати. Медведи запах чуют издалека, потому повезло Лисе, что ветер был в ее сторону. Она, стараясь не шуршать, попятилась от него за ближайшее дерево. Но, то ли сухостой с коробочками под ногу попался, то ли ветка хрустнула, не получилось в общем тихонько. Медвежонок только сперва маленьким показался, а как вовсе из куста выбрался так пришлось девушке голову задирать, чтобы оценить его размер. Лиса со страху что в руках держала, то и кинула в него. Сперва кувшин с молоком недопитым, а после и корзинку. А что проку? Только разозлила. Попятилась она, спасаясь от ревущего медведя, да о корень оступилась. Хотела равновесие удержать, а медведь возьми, да лапой в тот момент махни. И махнул-то не так что сильно, а только когти длинные, острые прямо по плечу пришлись. Тут уж Лиса в траву полетела. Больно сначала не было, решила, что позже будет, только страшно совсем стало. Со страху-то огненную стену и поставила. Медведь сунулся было, только шкуру опалил, взревел совсем уж по-дикому и отступил, спасаясь от огня. Услышав, что рёв удаляется, Лиса стенку убрала и ошарашено посмотрела на обугленную траву, да прореху в кустах. Подмятые ветки малины и карагача стелились по земле, указывая куда скрылся медведь. От облегчения даже слёзы на глазах выступили. Шмыгнув пару раз носом, Лиса вдруг спохватилась, и кинулась разглядывать рану. Сорочка на плече – в лоскуты, жалко. А на коже ни царапины. Она неверяще ощупала плечо рукой. Ничего. От неожиданности аж слёзы высохли. Как же так? Только даже подумать над этим как следует не успела, как рядом хлопок раздался и из кустов, тех, что рядом с ней, послышались приглушённые ругательства. Лиса тоже притихла, округлив глаза.
– Лиса! – голос Кристиана был тревожным, даже хрипота пропала. – Лиса!
Из кустов он выбрался с другой стороны, потому что перед девушкой появился не оттуда, откуда она ждала. Плаща на маге не было, не было и ботинок. Лиса оторопело рассматривала его с ног до головы. Босиком, рубашка нараспашку, волосы мокрые, вода по коже стекает и теряется где-то за поясом, а в глазах напряженная тревога. Чувствуя, как от вида стекающих капель по его коже во рту стало сухо, она сглотнула. Тугие мышцы на груди и животе мага заставили что-то внутри неё сжаться от сладкого томления.
Маг же, увидев ее одну, на земле, непонимающе огляделся. Никого не обнаружив, он протянул ей руку, за которую она не без колебания ухватилась, и помог девушке подняться.
– Что случилось? – спросил он. Тревога до конца ещё не ушла из его глаз.
– Ничего. – Лиса, все ещё пребывая в каком-то странном состоянии, покачала головой.
Маг многозначительно посмотрел на ее разорванную сорочку. И тут же, протянув руку, ощупал ее плечо, как она только что. С той лишь разницей, что своих прикосновений она не чувствовала, а от его пальцев кожу будто огнём обожгло. Лиса спешно дернула плечом и отступила от мага на всякий случай.
– Медведь это. – краснея не к месту, отозвалась она. Собственное дыхание показалось ей слишком быстрым и заполошным, что уж говорить о стуке сердца. – Я за малиной, а тут он. А Вы здесь как?
Ловко сменив тему разговора, девушка вновь бросила взгляд на его влажные волосы, быстро перевела его на босые ноги, а потом с несвойственной ей жадностью на обнаженный торс. И тут же, смутившись, заставила себя опустить глаза. Да что с ней такое? Маг следом за ней посмотрел на себя и, вспомнив о полураздетом виде, принялся хмуро застегивать пуговицы.
– У Вас защита сработала. – бурча объяснял он, путаясь в пуговицах и пытаясь убрать назад мокрые пряди, падающие на глаза.
– Ааа, – протянула Лиса, стараясь не думать о том, что скрывает его рубашка. – Понятно. А я-то думала, отчего ран нет. Почему ж Вы, как будто из речки?
– Не из речки, мылся. – Кристиан тоже не знал, что делать дальше.
– Поутру? Хм, где вымазаться-то успели. – как бы про себя проговорила Лиса, возвращаясь за оброненным кувшином с корзинкой. Молоко, конечно все вылилось, а хлеб укатился под колючий куст. Она поджала губы и вздохнула. Жалко. Пить хотелось, жарко было, взмокла вся. А воды не намагичишь. Наставница строго-настрого запретила остальные стихии кому-либо показывать. Ничего, вот малины наберёт и поест. Ягода освежит немного. Она подняла корзинку и направилась к кустам малины.