Белая змея - читать онлайн книгу. Автор: Танит Ли cтр.№ 101

— Я думал, что тебе это нравится, — прервал он ее с неприкрытой язвительностью, как делал иногда.

Теперь Пандав подняла глаза.

— Я желаю только радости для тебя и хочу сдержать свое обещание, — с этими словами она поднялась грациозным движением танцовщицы, пусть даже не пребывающей более в танце, и наклонилась, заглядывая ему в лицо. — Этот человек стал моим приношением Ках в обмен на плодовитость.

Эруд воззрился на нее. На его лице смешались усталость и волнение. Священные напитки, скачущие смуглые груди храмовых девиц… все воспоминания дня заканчивались одним, приводя его к этому отродью леопарда, женщине-ночи. Он опустил руки ей на талию, тонкую и скользкую, как промасленная веревка, провел по ее бокам, по упругим ягодицам под волной волос — шелку под шелком.

— И ты думаешь, Пандав, что она услышала тебя? — в конце концов он научился правильно выговаривать ее имя.

Она положила ладони ему на грудь. С внезапной смущающей болью она осознала, что ланнец для нее — ничто, и прошлое ушло совсем. И этот мужчина, которого она все еще могла убить одним ударом, этот ограниченный и вспыльчивый человек, преисполненный самодовольства и стремительно полнеющий, этот жрец пророс в ее душе, как семя, которое превратится в ребенка, проросло в ее чреве.

— Если она услышала, то он с тобой, — ответила она.

Пока он приступал к делу со всей искусностью и тщанием, которым Пандав сама научила его, она внезапно подумала: «Может быть, еще одна девочка». Но откуда-то она знала, что этого не случится.

Позже, завтра, когда он как следует отдохнет, надо будет поговорить с ним о няньке. Весь дом обсуждал это происшествие, и будет сложно удержать его от расправы. Но нянька, проспавшая миг, когда Теис свалилась в бассейн, слишком стара, чтобы ее выгнать, и слишком полезна, чтобы забить ее до смерти. Они хотели вернуться, ее дети, не рожденный и очень маленький, и вступили в заговор ради этого. Они быстро поняли, что мир — плохое место. И пока не поблекнут их воспоминания о том, лучшем месте, откуда они пришли, их надо охранять. Пандав приняла на себя эту обязанность. Ках уверила ее в том, что она должна принять ее.

Эруд напрягался над ней, сдерживаясь, чтобы и она достигла удовлетворения. Усвоив эту его манеру, она выгнулась под ним и издала два долгих крика из самой глубины естества, так же, как раньше кричала в ответ ланнцу. Очень хорошо, что она смогла так закричать для Эруда. Он станет отцом этого ребенка, дара Ках.

Со стоном он выплеснул содержимое своих чресел, и Пандав поддержала его руками.

На третьем месяце беременности, по обычаю, Пандав прибыла в носилках на Женский двор храма, чтобы вознести благодарность.

Материнский храм в столице высился на белоснежном возвышении с лестницей из красного обсидиана. Колонны храма были выкрашены в багряный и черный цвет, а карниз позолочен. От этого дома Ках не пахло гниющей требухой — только свежей смолой и вином из подношений верующих.

В Женский двор вела маленькая дверь, да и сам дворик был невелик. К богине дозволялось приближаться лишь женщинам из зажиточного сословия, и здесь редко собиралось много молящихся. Пандав передала деньги привратнице и прошла внутрь.

Прежде закорианка уже дважды посещала этот двор — удовольствие, за которое платил Эруд. Двор представлял собой коробку без крыши с голыми стенами и мощеным полом, в дальнем конце которой росло несколько апельсиновых деревьев, среди которых стоял алтарь.

Пандав осталась наедине с Ках.

Статуя была нового типа и изображала женщину с роскошными формами, но не толстую, под покрывалом, по последней моде, из дымчатого газа. Сквозь дымку покрывала виднелись глаза из желтого топаза, которые иногда вспыхивали, как пламя. Она была черна, черна настолько, что не удавалось разглядеть, гневается она или одобряет ее порыв.

Черная женщина встала напротив черной Ках и положила на алтарь несколько пирогов, которые, согласно обычаю, испекла своими руками. Однако выпечка Пандав не имела значения, тем более что она не обладала способностями к такой работе. Невзирая на то, что пришла благодарить Ках, Пандав чувствовала себя легко. Ках получила от закорианки то, что хотела. Пирог же — это всего лишь пирог.

Когда она покидала двор, пчелы кружили вокруг апельсиновых деревьев и цветов, увивших стену. Лето было в разгаре. Было приятно, что Застис в этом году пришла рано, и она сможет развлекать Эруда до того, как чересчур разбухнет.

Храм тоже был полон жужжанием пчел. Младшие жрецы торопились в кельи и святилища. Вокруг основания храма звенели голоса мальчиков, постигающих математику, а из-за храма доносился стук молота со двора каменщиков. В столицу постепенно проникало уважение к учебе и искусствам. Скульптор из храмовой школы создал статую Ках для Женского двора. Начали строить театр. Только обученным в храме мужчинам дозволялось заниматься такими искусствами, как ваяние и изучение звезд, или занимать посты в светской власти. Но сын Эруда мог рассчитывать на такое обучение. Если даже насчет Теис увертливый Эруд постановил, что та должна уметь читать и писать, то что из возможного он не отдаст своему сыну?

Лет через десять или двенадцать Эруд станет Верховным жрецом. В этом Пандав была почти уверена. Не допущенная до настроений во внутренних кругах храма, она без труда угадывала их замыслы по косвенным признакам. Новое мышление Иски, новая статуя в Женском дворе сами по себе раскрывали природу перемен и стоящих за ними людей.

Дома Теис безмятежно играла с заботливой девушкой-служанкой, но, увидев мать, подбежала к ней.

— Как он? — она положила ладошку на живот Пандав, где, как ей сказали, спал другой малыш.

— Ему хорошо.

Теис прижалась ухом к матери, чтобы услышать, не скажет ли он вдруг что-нибудь. Сама она с каждым днем говорила все лучше и лучше. Она не хотела, чтобы на нее посягали.

Лето поднялось по золотой лестнице во дворец нестерпимой жары и мелкой пыли. Когда оно спустилось назад, пошли дожди. Затем с моря налетела белокрылая зима, и на юге Иски снова пошел снег, как и в прошлом году — случай, едва ли отмеченный во всей предыдущей истории.

Приходили известия о землетрясениях на севере и востоке. Говорили, что в Дорфаре молния снесла купол с храма Анак — в Анкире или всего лишь в Куме. Еще дальше к востоку попал в бурю флот Шансарского Кармисса из пятидесяти судов, и не спасся ни один человек. Ходили слухи о чуме в Корле, но приход снега покончил с этими пересудами.

Самой дикой являлась, пожалуй, история из Таддры о белом драконе, рыскающем в джунглях запада.

Для многих это была плохая зима, наполненная знамениями, ложными тревогами и жестокостью морозов.

Но в усадьбе Эруда горели огни. Они одевались в меха и жарили орехи, и даже сверчок продолжал петь в тепле.

Она почувствовала боль среди зимней ночи. Теис в свое время запоздала, этот же торопился в мир.