На второй день моего пребывания в Сунжегорске я вошла в ресторан, располагавшийся на 32-м этаже высотного здания в самом центре города. Огляделась по сторонам – и у меня дух захватило от открывавшегося из опоясывающих зал окон вида. Огни, огни, огни – золотые, серебряные, багровые, изумрудные. Лабиринт крошечных, переплетенных улиц, а за ним – горы. Высокие, величественные, вечные. Такие прекрасные, такие гордые в своем равнодушии. Что им до нас, суетящихся у их подножия мелких букашек? До наших мелких страстишек, горестей и надежд? Они стояли до нас и будут стоять после нас, и наша человеческая жизнь для них не более чем одно мгновение.
Налюбовавшись видом и все еще находясь под впечатлением этой вековой красоты, я перевела взгляд на столик, за которым должен был сидеть мой сегодняшний собеседник, и замерла на месте. Сдавленно охнула и прижала пальцы к губам. Только теперь я поняла, что мы с Тамерланом Руслановичем, мэром древнего города Сунжегорска, были знакомы.
Перед глазами моими внезапно вспыхнули тысячи бриллиантовых искр, испещрявших водную гладь. Море… Спокойное, ласковое и такое синее, что больно глазам. Маленькая бухта, укрытая от посторонних глаз каменными уступами и ветвями сосен. И мужчина – высокий, статный, с сильными руками и темной от загара, мускулистой грудью в вырезе светлой футболки. Мужчина, который, улыбаясь, перевешивается ко мне со скалистого уступа и протягивает легкий голубой шарф.
– Это не ваш ветром унесло? Держите, за ветку сосны зацепился.
Он тогда представился мне Тимофеем. И, назвавшись, казалось, заглянул прямо в душу своими светло-карими с изумрудными искрами глазами.
Я прилетела на этот небольшой архипелаг в Средиземном море только на неделю, сумела выкроить небольшой отпуск из своего безумного графика. И, не будучи любительницей пафосных пляжей и шумных туристических развлечений, намеревалась всю эту неделю наслаждаться солнцем, морем и тишиной. Потому и выбирала для купания самые отдаленные, укромные бухточки.
Тимофей ворвался в мою отпускную жизнь неожиданно. Смутил меня, выбил из колеи, перевернул все мои планы с ног на голову. Наверное, и я нарушила его намерения, спутала карты, потому что, прилетев на острова на день рождения к другу и поселившись в его вилле у моря, он вскоре после знакомства со мной напрочь о нем забыл и перебрался ко мне в отель.
Бывают такие встречи – не то чтобы особенно значимые по существу. Если попробовать рассказать о них постороннему, он наверняка и не поймет даже, из-за чего весь сыр-бор. Однако же они затрагивают в душе что-то такое глубинное, болезненное и настоящее, после чего вся окружающая действительность начинает казаться пошлостью и чушью, а былые твои встречи, всплывая в воспоминаниях, оставляют после себя чувство гадливости.
Что-то подобное и произошло тогда между нами. Перебросившись парой фраз из-за этого моего дурацкого перебежчика-шарфа, мы разговорились. С Тимофеем оказалось удивительно легко. Именно это ощущение было первым, захватившим меня с головой. Казалось, я встретила давнего друга, хорошо мне знакомого и близкого человека, общение с которым протекало само собой, не прерываясь ни на неловкости, ни на натянутое молчание.
Из бухты мы выбрались вместе, отправились бродить по острову. Тимофей поразил меня отличным знанием истории. Он что-то рассказывал мне о Средиземноморье, о буйствовавших здесь пиратах, баснословных кладах и похищенных красавицах. Иногда даже изображал что-то в лицах, так, что я смеялась, откинув голову. Солнце лукаво подмигивало нам с небес, налетавший ветер рвал с моих плеч пресловутый голубой шарфик. Кажется, никогда еще в моей жизни не было такого счастливого, такого легкого, светлого, искрящегося, как шампанское, дня.
Тимофей мало говорил о себе. Скупо бросил, что находится на военной службе. Это я, собственно, и так предполагала – у него была выправка военного человека. Еще я поняла – по чертам его лица, по легкому, но уловимому акценту, – что он был человеком южных кровей и жил, видимо, в Кавказском регионе России. О подробностях я не спрашивала, все это: наше прошлое, работа, связи, друзья и знакомые – осталось где-то там, в другом мире. Здесь же были только запахи моря и сосен, солнечные зайчики на загорелой коже, его широкая ладонь, сжимавшая мои пальцы, когда мы взбирались на очередной каменистый уступ, его горячие, опаленные солнцем губы, коснувшиеся моих…
Мы пробыли вместе три дня – и эти три дня показались мне длиннее, чем вся моя жизнь. Столько за это время было мной передумано, перечувствовано, пережито. А на четвертый день я проснулась в своем номере, потянулась к нему, и рука моя скользнула по пустой подушке. В груди у меня тревожно сжалось. Я села в постели, испуганно оглядываясь по сторонам. С самого начала, с первой минуты, когда он протянул мне мой лазурный шарф и улыбнулся, я подспудно боялась, что он исчезнет. Что все кончится или вовсе окажется сном. Потому что весь мой жизненный опыт кричал, что так не бывает – такого взаимопонимания, такого чудесного совпадения по всем пунктам. И судьба обязательно отнимет у меня эту сказку. Так и вышло.
На тумбочке у кровати я нашла короткую записку. Пробежала ее глазами, а затем в ладонь мне скатилась какая-то тяжелая, прохладная капля. И, разжав руку, я увидела крупную подвеску из прозрачного розового камня на тонкой золотистой цепочке. Так Тимофей попрощался со мной.
Лишь приехав в Москву, я случайно выяснила, что украшение это стоило бешеных денег, так как одарил меня Тимофей на прощание розовым бриллиантом от Картье. Это, правда, нисколько не уменьшило живущей в моей душе боли, непонимания, ужаса от того, что то единственное, что было в моей жизни настоящим, закончилось так быстро, так жестоко. Разумеется, я пыталась искать его, обшаривала интернет, соцсети, но никаких точных данных о нем я не знала, а по тем обрывочным сведениям, что у меня были, найти след того гордого и сильного мужчины, что встретился мне на средиземноморских островах, мне не удавалось. Я корила себя за то, что не узнала о нем больше, не спросила хотя бы, как звали того самого друга, на день рождения к которому он прилетал: могла бы попытаться разузнать о Тимофее через него. И, конечно же, ломала голову над тем, что сделала не так, почему он бросил меня, почему уехал. И этому тоже не находила объяснения.
Постепенно я как-то научилась жить дальше. Боль не то чтобы прошла, но притупилась, уже не разрывала так сердце каждую минуту моего бытия. Я для себя решила, что, наверное, так было нужно, успокоилась, смирилась, и вдруг…
Вдруг увидела того самого человека, из-за которого вот уже несколько лет моя жизнь казалась мне жалкой пародией, увидела Тимофея за столиком в лучшем ресторане города Сунжегорска.
Он сидел передо мной, совершенно спокойный, невозмутимый и смотрел прямо, без всякого выражения. А мне казалось, что у меня вот-вот подкосятся ноги и я рухну прямо на мраморный пол. До сих пор я никогда не видела его в костюме, и теперь он показался мне старше, солиднее, серьезнее, чем тогда на острове. Но вместе с тем и опаснее, отчего его зрелая хищная красота заиграла новыми красками. Я смотрела на него и осознавала, что помню, каковы на вкус его губы, помню, как пахнет его кожа, как от прикосновения его сильных, уверенных рук у меня перехватывает дыхание.