А в тех уже проснулись медсёстры: ловко открывали коробочки, разрывали упаковки.
– Я не буду, – сказал молодой человек, – ещё реально заразиться тут не хватало.
– Сергей!
И он послушно положил ладонь на стол.
Татьяну толкнули сзади. Оглянулась: девки. Выбрались из подсобки. Загонять обратно не стала – теперь никому до них нет дела, а хихикать они вряд ли станут. Не совсем же дуры.
Молчат, не спрашивают. Значит, поняли.
– Нагоняем кровь, – приговаривала куколка с тонким голосом, хотя теперь он уже был не тонкий, а успокаивающе-мягкий и одновременно тревожный. – Так, пальчик покраснел. Теперь… – Щелчок, напоминающий звук степлера, следом второй. – Вот и всё. Смачиваем индикатор…
– Какой-то тест на беременность, – хмыкнул молодой человек, но голос дрожал, негодование и сарказм в нём словно выгорели, осталась лишь показная весёлость, скрывающая страх.
– Хороший тест. Почти стопроцентная точность.
– Да уж…
Стояли, ждали. Пара, куколки, Татьяна, девки. Даже разноцветные аксессуары, приспособления, игрушки, казалось, наблюдали за людьми.
Татьяна сейчас хотела одного – чтоб никто не вошёл в магазин. Не нужны лишние. Чем меньше… И вообще-то не надо здесь стоять – ни ей, ни девкам. Уйти в подсобку. Спрятаться.
Но не уходила. Смотрела на широкую спину девушки, на розоватые ноги без колготок – начало октября, а тепло, почти лето… Туфельки хорошие, Татьяне такие нравятся: сзади ромбик блестящей кожи, стопа почти вся открыта, а пальцы под остреньким кожаным колпачком. Голень обхватывает тонкий ремешок; каблук небольшой, напоминающий ножку коньячного фужера. Или бокала. Как правильно?.. Да, каблук небольшой, поэтому между пальцами и ступнёй нет излома. Ей неприятно, когда слишком высоко, а эти – как раз… В «Успенском» видела подобные. Дороговаты… Но если подкопить… Хоть бы скорей кончилось… И разошлись…
Одна из куколок то и дело поглядывала на часы. Потом слегка наклонилась, придерживая шапочку с крестиком, и отшатнулась. На какой-то сантиметр, но все заметили. И одновременно вздрогнули. А она продолжала стоять так, полусогнувшись, не поднимая лица.
– Что там? – спросила девушка.
И куколка, будто только ждала вопроса, как разрешения, резко выпрямилась. И сказала не горлом, не связками, а грудью:
– Две полоски.
– Х-хо! – вымученно насмешливый выдох молодого человека.
Девушка взяла один тест. Посмотрела. Положила обратно. Второй. Тоже посмотрела и положила. И обернулась к молодому человеку. Взгляд у неё был… У Бергмана в одном фильме, а может, и не у Бергмана, герой убивает подругу. Вонзает нож в грудь. И она так на него смотрит: вопросительно, беззащитно… нет, с каким-то таким сначала детским доверием, а потом детской обидой: я была вся твоя, а ты… И взгляд затухает, затухает…
Так затухал взгляд и у этой. Глаз молодого человека Татьяна не видела, но по спине – спина сгибалась, обвисала, жухла – понимала: жизнь уходит и из него. Или как там? Дух выходит, душа…
– Ты ведь первый, – сказала девушка тихо, но так отчётливо и чисто, пронзительно, что Татьяна содрогнулась и во рту стало горько. – Первый и единственный… Как же…
– И ты у меня одна, Мариш. Правда одна. Честно.
– Как же…
– Это ошибка. Надо ещё…
– Серёжа…
– Если было, до тебя только. Клянусь.
Она словно не слышала, повторяла:
– Как же… Серёжа… Как же теперь…
Он взял её за руки. Она не отдёрнула. Тихонько потянул. Она медленно, как падающее дерево, привалилась к его груди. Он её обнял. А сам продолжал уменьшаться, вянуть. И она.
Постояли так. И он повёл её к двери.
– Извините, – позвала куколка. – Нужно выписать направление. Постойте…
Они продолжали медленно уходить. Нет, не шли, а плыли. Их больше не окликали, не останавливали. Не решались.
Татьяна чувствовала: необходимо задержать, поставить на учёт – такие должны быть под наблюдением… Но как это сделать? Оббежать, встать в двери? Не пускать? Это ужас какой-то будет.
Он с видимым усилием потянул дверь на себя. Нежно запели колокольчики. Цепляясь руками, ногами, они пропихнулись на улицу. Дверь поползла обратно, снова колокольчики. Закрылась…
Полчаса назад сюда вошли сильные, полные жизни самец и самка, а вышли сгорбленные, немощные старики. Поддерживающие друг друга, чтоб не упасть.