Сивилла - читать онлайн книгу. Автор: Флора Рита Шрайбер cтр.№ 65

А когда доктор Уилбур прямо спросила Сивиллу: «Любит ли вас ваш отец?» — Сивилла нашла подходящий ответ: «Полагаю, что любит».

Итак, ожидание ответа Уилларда Дорсетта затягивалось.

В 4 часа дня 4 мая 1957 года Уиллард Дорсетт вошел в приемную доктора Уилбур — уверенный в себе, самодовольный, собранный, равнодушный и неприступный человек, не чувствовавший за собой никакой вины.

Десятью минутами позже его доспехи начали трещать и он почувствовал себя неуверенно. Сидя в небольшом зеленом кресле в кабинете для консультаций, он осторожно вытирал лоб свеженакрахмаленным платком, начиная осознавать, что вопросы, которые задает доктор Уилбур, вовсе не те, к которым он готовился. Он ожидал вопросов, касающихся Сивиллы — тридцатичетырехлетней женщины, одиноко живущей в Нью-Йорке и старающейся излечиться. Вместо этого доктор возвращала его в Уиллоу-Корнерс, к временам его брака с Хэтти. Этот год, проведенный с Фридой, был хорошим годом: удалось покрыть дымкой забвения не только события в Уиллоу-Корнерсе, но и происходившее в Омахе и в Канзас-Сити. И вот теперь доктор безжалостно, сантиметр за сантиметром, развеивала эту завесу.

Тревога Уилларда усиливалась сознанием того, что он беседует с доктором Уилбур, с которой в последние месяцы они много переписывались по поводу финансового состояния Сивиллы. Он с трудом заставил себя приехать. Теперь, когда он оказался здесь, ему приходилось то и дело убеждаться в том, что это совсем не та женщина, которую он знал в Омахе.

Причины этой перемены были ему, конечно, непонятны. Тогда, в Омахе, она еще не была психоаналитиком, а психоанализ придает огромное значение факторам, которые в детстве определяют дальнейшее развитие человека. В Омахе доктор не знала, что у Сивиллы множественное расщепление личности, и не владела тем огромным количеством информации, которую дали ей Сивилла и другие «я», — информации, которая обвиняла Хэтти и обличала Уилларда как пособника, косвенно виновного в заболевании Сивиллы. Как раз в основном для того, чтобы подтвердить правду о Хэтти и о роли Уилларда в возникновении заболевания, доктор и настояла на этой встрече.

Была у нее и другая цель. Все более неудовлетворительный, уклончивый тон писем Уилларда, его небрежное отношение к финансовой и психологической поддержке Сивиллы возмущали психоаналитика его дочери. Какую бы роль ни играл он в прошлом, доктор Уилбур была твердо убеждена, что сейчас он выдает себя.

Будучи психоаналитиком, доктор Уилбур воздерживалась от суждений о прошлом, но, будучи другом Сивиллы, она решилась подтолкнуть Уилларда к тому, чтобы он взял на себя больше ответственности как отец. Таким образом, она рассматривала эту беседу и как средство подтверждения исходной вины родителей, и как противоборство с отцом, который в данное время отказывает в поддержке дочери. Доктор решила не затрудняться с выбором слов и не избегать в своих высказываниях обвиняющего тона, который при данных обстоятельствах был вполне естественным. Принимая во внимание личность Уилларда Дорсетта, было ясно, что единственным способом подтвердить предположения доктора является наступательная тактика.

— Мистер Дорсетт, — спросила доктор, — почему вы всегда перекладывали всю заботу о Сивилле и ее воспитании на свою жену?

Уиллард Дорсетт был не из тех людей, которые занимаются самоанализом или обращают внимание на настроение окружающих. В Уиллоу-Корнерсе он был занят делом от зари до зари. Он не вдавался в детали домашней жизни и считал, что от него нельзя и требовать этого. Что же мог он ответить на вопрос доктора, касающийся этих деталей — таких далеких, таких забытых?

Почему он всегда передоверял Хэтти все заботы по уходу за Сивиллой и по ее воспитанию? Уиллард только пожал плечами в ответ. Вопрос явно показался ему не относящимся к делу. Это все равно что спрашивать мясника, почему он продает мясо, или фермера — почему он сажает кукурузу. Всякая мать обязана воспитывать своих детей.

Замечал ли он странности в поведении Хэтти? Уиллард дернулся в кресле и насторожился. Когда он наконец заговорил, то сказал следующее:

— Первая миссис Дорсетт была чудесной женщиной, умной и талантливой.

Он замолчал.

— И? — спросила доктор.

Уиллард разволновался:

— Ну, у нас была куча неприятностей. Финансовых и прочих. Это тяжело отразилось на Хэтти. Временами она была сложным человеком.

— Просто сложным? — спросила доктор.

— Вообще-то, она была нервной.

— Просто нервной?

Он потер лоб, сменил позу:

— У нее иногда были плохие периоды.

— Правда ли, что она была в плохом состоянии на ферме, когда Сивилле было шесть лет?

Уиллард отвел взгляд и нехотя признал:

— Да.

— Правда ли, что когда она вышла из депрессии, то съехала с холма на санках Сивиллы?

— Да, — произнес он, скривившись. — Сивилла, наверное, сказала вам, что это был высокий холм. Детское воображение, знаете ли. На самом деле холм был не особенно высоким. — Его попытки уклониться от признания истины были почти комичны.

— Но ваша жена съехала по этому холму — большому или маленькому — на детских санках и с хохотом? Как вы объяснили себе ее поведение в данном случае? — Доктор загоняла его в ловушку признания. — Допустимо ли было, мистер Дорсетт, полностью доверять воспитание вашего ребенка этой странной, нервозной женщине, у которой отмечались, по вашим словам, плохие периоды?

Избегая прямого ответа, он рассеянно пробормотал:

— Хэтти была странной.

— Она была не просто странной, мистер Дорсетт. Она была не просто нервной, если то, что мне рассказывали, правда.

Под воздействием потока воспоминаний комната начала кружиться. Каждое воспоминание, всплывающее из похороненного прошлого, вновь пробуждало тупую ноющую боль в руках Уилларда — последствия неврита, от которого он страдал после потери всего своего состояния.

— Знаете, — стал объяснять Уиллард, — Хэтти и Сивилла никогда не дружили. Я думал, что мать с дочкой должны быть близкими людьми, и их споры меня огорчали. Когда они начинали пикироваться друг с другом, я обычно говорил: «Хэтти, может, ты немножко отдохнешь или пощелкаешь орехи?» Я надеялся, что у Хэтти и Сивиллы со временем все наладится.

— Это происходило, когда Сивилла была уже подростком, — напомнила доктор отцу. — А вот в то время, когда она была еще совсем ребенком, не случались ли кое-какие вещи, которые нельзя было уладить щелканьем орешков?

— Вы, должно быть, знаете что-то, чего не знаю я, — ответил он уклончиво, сосредоточенно разглядывая свои ногти.

Доктор спросила, осознавал ли он, что в детстве Сивилла перенесла невероятное количество травм. Уиллард тут же с раздражением откликнулся: