– Здрасьте вам, – сказал вошедший старший лейтенант и посмотрел на Машку. – А я думал, у Лены тут мужик какой-то.
– Нет, она по-прежнему без мужика, – невозмутимо ответила Машка, забрала у Таганцева шоколадку и сразу же ее развернула. – Если хочешь чаю – налей себе сам. Чашки в шкафу, чайник у Димы в предбаннике, еще горячий. И стул себе принеси!
Таганцев снова вышел из моей кельи, а вернулся со стулом в одной руке и дымящейся кружкой в другой. Он подсел к нам и цапнул сразу две ириски:
– О, «Золотой ключик», люблю их!
– Неизбалован, скромен в быту, – одобрительно отметила Машка. – Повезло нашей Натке.
– Вы это не мне, а ей говорите, – сказал Таганцев. – И почаще, почаще!
– Вы опять поссорились? – испугалась я.
– Нет, наоборот, – старший лейтенант выкатил грудь колесом. – Сейчас-то какие ссоры, когда я такой молодец?
– А ты молодец? – спросила Машка и подперла щеку кулаком, приготовившись слушать.
– Только без интимных подробностей, пожалуйста, – попросила я.
– Какой интим? Наоборот, покровы сорваны, злодеи выявлены, – похвастался Таганцев. – Я же чего пришел-то? Доложить о проделанной работе. Значит, так: вместе с Наткой есть уже четверо потерпевших, готовых идти в суд. Во всех случаях ноги из «Сосенок» растут, кстати, так что не завидую я тамошней администрации…
– «Сосенки»-то в чем виноваты? – вступилась за милый сердцу дом отдыха Машка.
– Ни в чем, но это их не спасет, – напророчил Костя. – Прополощут в СМИ, это как пить дать. Кстати, насчет пить!
– Тебе еще чаю? – не поняла я.
– Нет, я про то питье, которым жулики клиентов угощали. Представьте себе, одной из пострадавших хватило ума сделать анализ крови, и он показал присутствие фенобарбитала!
– Совсем как в деле «Биэль»! – подтолкнула меня Машка.
– Вот-вот, а что самое интересное – знаете? – Таганцев выдержал эффектную паузу и объявил: – Похоже, это дело действительно связано с тем!
– О не-е‐ет… – застонала я.
– Не убивайся раньше времени, не факт, что судьей опять будешь ты, – успокоила меня Машка. – Но, Кость, какая связь?
– Рассказываю, – Таганцев поудобнее устроился на стуле. – Добыл я, значит, в дирекции инфу о Соколовой и ее помощнице. Всплывала уже у нас такая, дева с зелеными волосами, помните? Пацан-артист называл ее Эллой.
Мы с Машкой молча покивали.
– Так вот, оказалось, что по паспорту она Эльвира Ринатовна Алиева. Смекаете?
– Мурат и Ринат Алиевы – организаторы махинаций с «Биэль»! – я подпрыгнула на стуле. – Выходит, дочь продолжила папино черное дело? Так я и знала, что гидру одним разом не прикончить!
– Ну! Есть с чем идти к прокурору, не так ли? – Таганцев подмигнул мне.
Я нахмурилась.
– Привет от тебя передавать? – не разобрал моей мимики толстокожий опер.
И, не дождавшись ответа, он радостной скороговоркой отрапортовал:
– Все, я свое дело сделал, теперь иду к Говорову, отдаю ему собранный первичный материал, Никита прокурорским рапортом направляет его в Следственный комитет, тот возбуждает уголовное дело, расследует его – и в суд! Всем спасибо, все свободны, кроме тех, кому прямая дорога за решетку! – старший лейтенант весело захохотал, от полноты чувств хлопнув себя по коленкам.
– Ты, Костя, молодец, – сказала я. – И от лица всей нашей семьи, как ее старший представитель, я выражаю тебе благодарность…
– Это лишнее, меня Натка как следует благодарит, – Таганцев встал. – Ну, отчитался, доложился, побежал дальше. Так что, Никите привет передать?
Я вздохнула и отвернулась.
– Да пошел ты, Костя… к прокурору! – в сердцах сказала Машка. – Как слон в посудной лавке, право слово! Видишь – болезненная тема, так не лезь! Сами разберутся.
– Кто разберется, Лена? – старший лейтенант притормозил в дверях, оглянулся на меня и обидно фыркнул. – Это она в судебных делах разбирается будь здоров, а в личных…
Он развел руками, покрутил головой и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
– В самом деле, уж привет-то могла бы передать! – неожиданно накинулась на меня Машка. – Не убыло бы от тебя от одного привета. Сидишь тут как сыч… Чай пьешь с подружкой. А тебе не сто лет, ты еще молодая и красивая…
– Скажи это крокодилу в зеркале, – пробурчала я и залепила себе рот ирисками, чтобы не сказать ничего лишнего.
Делиться своими страданиями мне не хотелось даже с лучшей подругой.
Таганцев, как и планировал, подключил Говорова, тот отрапортовал в Следственный комитет, и все завертелось. У следкома, понятное дело, возможности не те, что у нас, скромных частных сыщиков, и тайну Анны Ивановны Соколовой там раскрыли быстро. Таганцев, продолжавший держать руку на пульсе, поделился тайной следствия с Наткой, а уже она – со мной.
– Ты представляешь! Оказывается, это все ложь! Абсолютное вранье! – возбужденно голосила она в телефонную трубку, пока я ехала домой после работы.
Сестра вопила так, что никакая громкая связь была не нужна, я просто положила мобильник на соседнее сиденье и слушала, продолжая рулить.
– Ей, этой бабе, не шестьдесят восемь, а сорок пять! Конечно, она прекрасно выглядит, баба-ягодка!
– Погоди, а как же паспорт? Он что, поддельный у нее?
– Нет, не поддельный, а самый настоящий! Только это паспорт ее мамаши, той самой пенсионерки, которая живет на Кипре! Это бабку зовут Анна Ивановна Соколова, это она пятьдесят второго года рождения! А наша писаная красавица – Анжела Петровна, и Соколова ее девичья фамилия, в браке она Алиева была! Прикинь, бабуля Анна Ивановна сидит себе в Кирении, косточки на солнышке греет, ждет вида на жительство, а Анжела Петровна с ее российским паспортом, который бабке на острове на фиг не нужен, мутит на родине прибыльные криминальные схемы! Позаимствованные, кстати, у бывшего мужа, которого ты уже заочно осудила! А первая помощница у Анжелы Петровны – зеленовласка Эльвира Ринатовна… Кстати, ты поняла, зачем она волосы в зеленый покрасила?
Я затянула с ответом, но Натка и не нуждалась в собеседнике.
– Чтобы их сходство в глаза не бросалось! Ну, Эльвирино и Анжелино. Они вообще-то похожи, только у дочери нос папин – клювом… Вот семейка, а? Чисто мафия!
– Да, безобразие, – согласилась я. – Но что ты так нервничаешь? Не волнуйся, криминальная семейка получит по заслугам.
– Это-то да, – Натка никак не могла успокоиться. – Но ведь как обидно! На таких болезненных струнах играли! Святую женскую веру в чудо эксплуатировали! Ты представь, сколько баб будут плакать в подушку, утратив последнюю надежду удержать свою молодость и красоту!
– Да брось, я уверена, будут еще надежды! – хмыкнула я. – На наш век жуликов хватит.