– Начинай каяться, – сурово предложил ему Андрюшенька.
– В чем?
– Ты посмотри, – повернулся ко мне бывший мент. – У него, оказывается, грехов немерено, а мы думали, один… на пару с другом. Где он, кстати? Говори быстро.
– На даче, – пролепетал Гриша.
– На какой даче?
– Дача его девчонки. Ее предки туда не ездят, продать хотели. Маринка Владику ключи дала… мы там были пару раз, отдыхали на природе.
– Адрес.
– Я адрес не знаю. Там село… не помню название, а потом сады. Я могу показать.
– Обязательно покажешь, а теперь подробно: почему Владик прячется на даче?
– Ну… вы же знаете? – с робкой надеждой спросил он, правда, непонятно, к чему надежда относилась.
– Я-то знаю. Мне интересно, что расскажешь ты. Имей в виду, от этого рассказа зависит твое будущее. Итак…
– Все из-за мужика…
– Какого мужика, подробно.
– Мы, это, из клуба ехали… А Владику по дороге приспичило. Не мог в сортир в клубе сходить… Он матерится, типа, все, не доеду, а впереди театр молодежный, который сгорел. Я и говорю: сворачивай, там кусты, не посередине же улицы нужду справлять. Этот псих на полной скорости в кусты и влетел. И бегом из машины, видно, правда приспичило. И не возвращается долго. Я чуть не уснул. Хотел его позвать, куда чувак делся, а он в тачку лезет, у самого глаза безумные. Гришка, говорит, я, кажись, мужика сбил. Лежит в кустах. Я говорю: мужик живой? А он: похоже, нет. Чего, говорю, мужику в кустах делать, может, тебе привиделось, а он как завопит: «Не привиделось мне!» Я говорю: «Мотать отсюда надо», а его колошматит не по-детски, нас, говорит, мигом вычислят и на зону отправят. «Меня-то за что?» – спрашиваю. А он орет: мужика спрятать надо, нет тела, нет дела. Так менты говорят. Короче, мужика мы загрузили и рванули оттуда. Дальше-то что делать, спрашиваю. Владик говорит: вывезти из города… Я же друга бросить не могу, хотя хотелось. Ну и потащились к Маринкиной даче.
– Почему к Маринкиной? – слегка удивился Андрюшенька.
– Потому что ничего другого в голову не пришло. Слава богу, по дороге ментов не встретили. Ну и в лесу его выгрузили, Владик хотел его ветками прикрыть, но не нашел ничего подходящего. Я в это время в машине сидел. Вернулись в город, разошлись по хатам. А утром он мне звонит: даже по мобиле слышно, что трясется весь. Мужика, типа, нету.
В этом месте я невольно вздохнула, неугомонный у нас Сизов.
– Он что, с утра проверить решил? – задал вопрос Андрюшенька.
– Вот именно. Не спалось ему. Мы в темноте место выбрали неудачно. Дачники в лесу помойку устроили, тропа к ней прям натоптана, короче, наверняка мужика уже нашли, сказал Владик.
– И вы решили спрятаться.
– Решили. Пересидеть малость, может, как-то все уляжется.
– И где пересиживали? На Маринкиной даче?
– А где еще? Только я там долго не выдержал. Интернета нет, только телик, и по нему две программы. Сдуреть можно. А Владик твердит: надо ждать, если менты про мужика уже знают, обязательно здесь появятся, возле кучи этой, где он лежал.
– Появились?
– Ничего подобного. Сегодня я не выдержал и с утра сюда… Какая разница, где ментов ждать?
– Вот и дождался, – кивнул Андрюшенька. – Что ж, поехали к дружку.
– А чего с мужиком-то? – заныл Гриша. – Что, все плохо? Помер?
– Это я тебе потом расскажу, а пока у нас неотложное дело.
Клавдия, увидев Гришку, которого Толмачев определил на сиденье рядом с ней, спросила:
– Может, его лучше в багажник?
– Он дорогу показывать будет.
Клавдия поджала губы и отвернулась к окну.
– Ну веди, Сусанин, – сказал Андрюшенька, и мы тронулись с места.
Я, признаться, всю дорогу боялась, как бы Гришка не сбежал, хотя Толмачев и сказал мне: «Дурак он, что ли?» Об умственных способностях Григория я ничего толком не знала. С одной стороны, явно дурак, если кинулся с дружком труп прятать. Но только я об этом подумала, как вспомнила, что и сама не без греха, а кому приятно себя дурой считать.
В общем, я нервничала и за Гришкой приглядывала. Он объяснил, куда ехать, довольно толково. На объездной мы свернули и впереди увидели указатель. «Артемьево – 6 км, Глухово – 12 км».
– Вот! – завопил Григорий Евгеньевич. – Деревня Глухово называется, точняк. А за деревней – сады.
Выходит, добираться нам совсем ничего. Это порадовало, вот только что ждет нас в этих самых садах? Через пару километров появился еще указатель, Артемьево упомянуто не было, а Глухово, судя по этому указателю, находится в семнадцати километрах.
– Что за чепуха? – заволновалась я, в принципе не ожидая от жизни радостного и светлого, а тут еще голову ломай, что здесь за аномальная зона.
– Это для немцев, – вникнув в суть проблемы, заявила Клавдия.
– Для каких немцев? – не поняла я.
– Ну, может, не для немцев. Для врагов. Чтоб Москву не нашли.
Мы уставились на нее с большим уважением, то есть уставились я и Гришка, Толмачеву пришлось на дорогу смотреть, но и он оглянулся. Однако Клавдию наши взгляды не смутили, она пожала плечами и вновь отвернулась к окну.
Наконец появилась деревня Артемьево, не через шесть километров, а через восемь, но это все равно порадовало, был шанс, что и Глухово внезапно не исчезнет с лица земли.
– Ну вот, – с облегчением вздохнул Гришка, когда на пригорке показалась колокольня местной церкви, должно быть, он, как и я, переживал, что запросто может оказаться где-то в другом месте.
Выглядела деревня совершенно обыкновенно, а сразу за ней начинались коллективные сады, о чем свидетельствовала табличка, прибитая к дереву: «СТ Магнит».
– Вот, все, как я говорил, – еще больше воодушевился Гришка.
– Показывай кучу, – буркнул Андрюшенька.
– Надо ближе к лесу держаться, там дорожка будет…
И дорожку, и кучу, то есть свалку, которую добрые люди устроили в лесу, мы нашли очень быстро. Куча выглядела внушительно, над ней возвышался щит с надписью: «Мусор не бросать! Штраф 5000 рублей».
Мы вышли из машины (Клавдия, правда, делать этого не стала), обошли кучу, Гришка огляделся и с сомнением произнес:
– Где-то здесь мы его положили.
Само собой, Сизова мы не обнаружили. Можно было бы предположить, что беднягу закидали мусором, но проверять это не хотелось.
– Поехали к дружку, – буркнул Андрюшенька, которого окрестный пейзаж очень раздражал. Мне он, кстати, тоже не нравился.
«Маринкина дача», как именовал ее Гришка, находилась довольно далеко от несанкционированной свалки. Подъехать к дому мы не смогли, садовое товарищество было огорожено забором, на воротах со стороны дороги висел замок. Ключи, надо полагать, были только у собственников.