– И что же получается? – сказала Клавдия, с сомнением глядя на нас. – Они отомстить решили? Через столько лет? Спятили они, что ли?
– Может, и спятили, – кивнула я. – Дружили они в лагере или нет, мы не знаем, да это и неважно. Важно, что через несколько лет они встретились. И Диана, по словам матери, влюбилась в Кирилла. Мать ее категорически против этого, ведь парень – инвалид. И теперь полузабытая трагедия не дает девушке покоя.
– И в этот момент Арсений встречает Римму, – подхватил Андрюшенька. – Которая, с его точки зрения, распрекрасно устроилась. Да еще с ним кокетничала.
– Теперь за это убивают? – рявкнула Клавдия.
– Не за это. За погубленные жизни, – с серьезным видом поправил Толмачев. – Для нашей троицы справедливая месть могла стать смыслом жизни.
– А убивать Римму отправили девчонку?
– Скорее всего, Арсений тоже там был. Кто конкретно орудовал бейсбольной битой, пока не ясно.
– Странно, что Арсений обзавелся алиби, а Диана – нет, – рассуждала я вслух. – Были уверены, что девчонку не заподозрят?
– Алиби сыграло в ящик, учитывая количество улик против нее… В любом случае это пока только наши догадки, раз мы даже не знаем, работала Римма вожатой в лагере или нет.
– Уверена, что работала. Не зря мать Кирилла так испугалась.
– Но документально подтвердить это мы не можем, потому что сегодня выходной. Придется ждать понедельника, чтобы заглянуть в уголовное дело. Раньше никак.
Выходные мы провели на лоне природы, идея принадлежала Клавдии. Она заявила, что от трудов праведных нехудо бы отдохнуть, и мы отправились в загородный пансионат «Речной». Подозреваю, подруга просто пряталась от своего возлюбленного, так внезапно свалившегося ей на голову. С опаской косилась на мобильный, а потом и вовсе его выключила. Мы совершали длительные прогулки, пили чай на веранде с видом на реку, в общем, блаженствовали.
Андрюшенька поглядывал на меня с томлением, но без особой надежды. Клавдия сняла ему одноместный номер, а вот мы поселились вдвоем.
– Чтоб не скучать в одиночестве, – сказала она, вручая Андрюшеньке ключи. – Ну, и в целях экономии. Дороговато вы мне обходитесь.
Вечером, выпив шампанского, мы часа полтора вели задушевные беседы в общей гостиной, а потом разошлись по номерам. Выпитое шампанское подействовало усыпляюще, и я погрузилась в дрему, еще когда Клавдия принимала ванну.
За завтраком Толмачев метал в мою сторону гневные взгляды и, улучив момент, когда подружки не было рядом, зашептал:
– Я по твоей милости всю ночь не спал.
– Покойнички привиделись?
– Какие, к черту, покойнички?
– Неужто голые девки? – вытаращила я глаза.
– Лизавета… Совесть надо иметь.
– У меня совести много, но при чем здесь твой сон?
– Я тебя ждал. Всю ночь, – проникновенно сказал Андрюшенька.
– С какой стати?
– Ты издеваешься, что ли?
– Нет, я замуж собираюсь. – Тут он слегка поперхнулся. – А ты еще не созрел для столь важного решения. Придется подождать и тебе, и мне.
– Дождешься, я с отчаяния кинусь в объятия первой встречной.
– Это будет означать – ты не герой моего романа, и я совершенно права, что не тороплюсь.
Он собрался ответить, но появилась Клавдия, и я смогла поздравить себя с тем, что этот раунд, безусловно, выиграла. Если честно, мне и самой не терпелось оказаться в его объятиях, но здравый смысл нашептывал: «Не спеши, он из тех, кого девицы своим вниманием избаловали, а значит, особого доверия не внушает». В общем, кто из нас больше томился, еще вопрос. Но, несмотря на это, выходные удались.
Вернулись мы поздно вечером, а проснувшись в понедельник в девять утра, в доме я Андрюшеньку не застала.
– Умчался ни свет ни заря, – сообщила Клавдия.
Мы выпили кофе, позавтракали, после чего я начала поглядывать в окно.
– Лизка, – позвала подруга через некоторое время. – Этот тип дурно на тебя влияет.
– Ерунда.
– Скажи на милость, на фига он тебе? Наверняка есть кто-то и получше.
– Сердцу не прикажешь.
– Так я и знала, – всплеснула она руками. – Втюрилась. Сбылись все мои самые скверные предчувствия. Этот гад встанет между нами…
– С чего ты взяла?
– С того. Такие, как он, ни с кем свою девушку делить не будут. Начнет тебе в уши дуть, какая я скверная… да еще тюрьмой пугать… Вот и лишусь подруги.
– Не лишишься. Короче, так, вам придется полюбить друг друга.
– В каком смысле? – вытаращила глаза Клавдия.
– Я имею в виду братскую любовь. Будем жить в атмосфере полного доверия. Согласна?
– Ну, допустим… Я-то согласна, а он?
– Он тоже согласится. Куда ему деться?
Клавдия немного подумала и улыбнулась.
– Я всегда знала, характер у тебя есть. Мягко стелешь, да жестко спать. Так, что ли?
На мой вкус, прозвучало сие довольно сомнительно, но углубляться в тему я не стала, тем более что начались звонки: страждущие рвались на прием к матушке Евлампии.
Около двенадцати вернулся Андрюшенька. По улыбке, которая украшала его физиономию, становилось ясно: вернулся не с пустыми руками. Положил передо мной папку-файл и устроился напротив.
– По делу проходили четверо вожатых. По словам старшеклассников, когда начался пожар, они оттягивались в палатке для персонала. Такие посиделки у них были в ходу каждый вечер.
– Выпивали?
– А как без этого? У них там своя тесная компания образовалась. И пока остальные спасали детей, эти четверо спасали себя.
– Но обвинений им предъявлено не было?
– Нет. Дети говорили одно, вожатые – другое. Можешь представить, что там творилось, палатки вспыхнули, как факелы, тесные проходы, паника. К тому же у одного из вожатых дядя в то время был не последним человеком в прокуратуре. Теперь он на пенсии, купил домик в Крыму и греется на солнышке.
Я достала из файла листок с написанными от руки четырьмя фамилиями. Соколовская Римма Павловна, Юдин Геннадий Викторович, Раков Эдуард Петрович, Никонов Денис Иванович.
– Здесь же, на всякий случай, их адреса и место работы. Никто из них в настоящее время в нашем городе не живет. Никонов и Раков в райцентрах, Юдин директор сельской школы, разведен, проживает в доме по соседству со школой.
– Думаешь, это спасло им жизнь? – спросила я.
– Римму Артем встретил случайно, возможно, тогда у них и возник план, – пожал плечами Андрюшенька.
Я готова была с ним согласиться, но тут в глаза бросилось имя одного из вожатых. Эдуард.