Восставшая из пепла - читать онлайн книгу. Автор: Танит Ли cтр.№ 109

К рассвету она потеряла сознание и лежала неподвижно. Лицо у нее посерело и сжалось, все тело взмокло от пота. Воды отошли час назад, и палатка сильно пропахла кровью. Котта массировала ей ноги, щупала живот, который непрерывно сокращался в схватках.

— Плохо, — заключила она. — Ребенок расположен неправильно. Этого-то я и боялась.

Я помогла ей перевернуть Тафру на бок и опустилась на колени, чтобы она могла прислониться спиной ко мне. Котта окунула медные инструменты в воду.

— Я сделаю это сейчас, — сказала она, — пока она ничего не чувствует.

Ты сильная. Если она очнется, ты должна удержать ее неподвижной.

Я обхватила руки Тафры и сжала их. Подошла Котта, и я отвернулась от того, что она делала, внезапно ощутив дурноту и слабость, несмотря на то, что я сама видела и вызывала смерть. Миг спустя я почувствовала, как тело Тафры вздрогнуло. Она очнулась.

— Держи ее, — выкрикнула Котта, но это оказалось очень трудно. Мои кости, казалось, с треском ломались от ее неистовых корчей, а затем она дважды дернулась и завопила, как не вопила раньше — бессмысленный вопль, в котором звучало обвинение. Между медных стержней родовспомогательных щипцов Котты лежало тело младенца, который в своей спешке на волю выбрался из утробы ногами вперед. Такое крошечное, это существо вызвало столь огромные страдания.

— У Эттука есть сын, — определила Котта.

— Все кончено? — прорыдала с зажмуренными глазами Тафра. — Все завершилось?

— Все кончено, все завершилось, — заверила ее Котта. Она перерезала ножом пуповину.

Я дала Тафре улечься на спину, и вскоре Котта мягко нажала на ее тело, и из него вышел послед.

Затем тишину нарушил другой шум, волнение, которые донеслись из забытого мира за пределами палатки.

— Они вернулись, — произнесла как во сне Тафра.

— Вернулись или нет, а ты теперь отдыхай. Эттук может и подождать со знакомством с собственным ребенком.

— Его сын, — проговорила Тафра. Она даже не открыла глаз, чтобы посмотреть на него, и все же она знала, что теперь находится в безопасности… Мать воина.

Я выскользнула из палатки посмотреть на них, идущих между скал, и ощутила головокружительное презрение. Они были пьяны, окровавлены и потрепаны, словно ястребы после боя в небе; они откидывали назад свои головы с рыжими косицами, чтобы напиться из кожаных бурдюков. Следом за ними шла цепочка долинных лошадей, нагруженных награбленным добром: оружием, едой, драгоценностями, и связка иноплеменниц, постанывающих от скотского обращения, которое они уже претерпели, и предчувствия того, что еще грядет. Они тоже были рыжими, из крарла, родственного этому.

Они перепрыгивали через изгородь, сшибая ее камни, и смеялись во все горло. Скоро выйдут из своего укрытия женщины крарла трепетать, восхищаться и устраивать героям пир. Стан из тихого и пустого превратился теперь в сплошное буйство разгула под только-только появившимся на небе солнцем.

Ко мне подошла Котта.

— Я должна пойти посмотреть их раны, — сказала она.

— Их раны? — я ощутила во рту горечь.

— Либо я к ним пойду, либо они придут ко мне. Позаботишься о ней у меня в палатке.

— Тебе лучше сказать Эттуку, что у него есть сын. Ему понадобится сообщить; он слишком мало стоил ему, чтобы он узнал о нем иначе.

— Наверное, даже и этого не стоил, — сказала Котта. — Ребенок мал и слаб. Сомневаюсь, что он переживет этот день.

Я вернулась в палатку и опустилась на колени около Тафры. Она спала, обессилевшая, но спокойная, и все же у нее был какой-то неживой вид; часть ее красоты увяла этой ночью, и вряд ли теперь возродится вновь. Мальчик лежал рядом с ней в одной из плетеных корзинок, которые они использовали для новорожденных. Я долго смотрела на него, но затем отошла и уселась в глубине палатки. Мой живот и позвоночник пульсировали одной болью, и я уже знала, что моя утроба близка к опустошению. Я не испытывала боязни, наверное потому, что слишком устала. Кроме того, казалось, Тафра родила за нас обеих, настолько ужасными были ее муки. Я не могла поверить, что то, что ожидало меня, может быть столь же тяжелым.

Шум снаружи усилился. Я расслышала женские голоса и шипение мяса на вертелах. День был в самом разгаре.

Через некоторое время острый нож пронзил меня, и потекла без удержу красная жидкость. Я свернулась в комок и оттолкнулась от существа внутри меня, крепко сжав истерзанными руками шест палатки. Если ты хочешь освободиться от меня, тогда уйди, сказала я ему. И, казалось, пришел ответ, очень быстрый и сильный. Это существо слишком большое для меня и никогда не выберется, подумала я, но снова оттолкнулась от него, и мои мускулы затрещали, жалуясь, и я почувствовала, как оно двигается. Затем последовала короткая пауза, но я ощутила сместившееся биение и наконец оттолкнула его к выходу изо всех сил. Казалось, я толкаю с утеса огромный камень; увидела, как он висит, окровавленный, своим внутренним взором. Затем взвыла новая боль, и я вскрикнула, потрясенная ею, долгим криком, который закончился иначе, победно, ибо я поняла, что наконец навеки избавилась от преследующего меня призрака.

Вне меня, но все еще прикованный ко мне, катался сгусток моей ненависти, проклятие, наложенное на меня Вазкором. Я потянулась за ножом Котты и перерезала эту последнюю связь, завязала ее поближе к ребенку, а затем сгорбилась и выгнала из себя послед.

Вот со столь малыми муками и родился мой ребенок.

Мой ребенок, сын Вазкора.

Вытершись досуха губкой, я вымыла его при свете жаровни, глядя на него и все же не видя. Он был очень маленьким, как и сын Тафры, и все же идеально сложенным, вполне здоровым, несмотря на трудности, которые устроила ему я в Белханноре, и другие обстоятельства, подвергшие его испытанию позже. У него была бледная кожа, жемчужная в полумраке палатки, черные глаза, клок черных волос, наследие его родителя (не могу сказать — отца; он случил нас, как другой случает лошадей). Я не испытывала никаких чувств — ни ликования, ни неприязни. Я удалила мертвого младенца Тафры из его плетеной гробницы и заменила его своим. Я не размышляла. Поступок этот казался логичным, четким и очень ловким.

Он махал мне ручонками и терся беспокойной головкой о мягкую подстилку корзинки.

Когда Тафра станет сильнее, она очнется и даст ему молока, и он возмужает среди палаток Эттука, темноволосый, темноглазый, бледнокожий из-за своей умыкнутой матери-иноплеменницы, обладающий — какими дарованиями? Об этом я могла лишь догадываться. Какую гадюку я могла оставить им — какого змея, что ужалит их спустя долгое время после моего ухода. Догадается ли Котта? Наверное, она, которая, казалось, видела, сразу заметит разницу и поймет — но кто ей поверит? Уж Тафра-то не посмеет.

Я завернула мертвого младенца Тафры в одно из одеял, подняла этот сверток и подошла к пологу палатки. Пир весело шел на некотором расстоянии от этого места — дым костра, шум, движение, пение.