— А у нас скоро ещё ребёнок будет.
Илья выглядит ошарашенным. Смотрит на меня так, что я ничего не могу понять по его взгляду. Настя тоже недоумевает, после чего, видимо, решив, что молчание — хороший знак — вскидывает руки вверх и кричит:
— Ура-а! — И добавляет то, от чего Илья взрывается смехом: — А когда ты к нам его привезёшь?
Мы рассказываем Насте вдвоём, что значит «у нас скоро будет ребёнок». Никогда не думала, что слова о таком радостном известии стоит настолько тщательно взвешивать. Но малышке всего пять, она потеряла маму, когда была совсем крохой, и сейчас стоит приложить все усилия, чтобы Настя ни на мгновение не почувствовала себя ненужной.
Я пытаюсь поймать взгляд Ильи, но он почти всегда отводит глаза, что рождает внутри сомнения. Так ли он рад этому малышу, как я?
— Надо будет купить братику ещё одну свинку, — решает Настя, которая почему-то уверена, что появится именно мальчик. И когда отходит смотреть мультик с самым невозмутимым видом, Илья уводит меня из её комнаты в кухню. А там сжимает в объятиях — так сильно, едва ли не до хруста костей. И я уже снова готова реветь — на этот раз от облегчения.
— Я уже думала, ты скажешь, что он тебе не нужен, — всхлипываю я, уговаривая себя, что плакать мне точно нельзя. Но никак не получается совладать с эмоциями.
— Глупая моя. Глупая. Я до усра… в общем, охренеть как счастлив.
Он гладит меня по волосам, целует в висок, в макушку, после чего отстраняется и спрашивает сурово:
— Ты ведь пока документы на развод не получила?
— Неа. Но скоро получу.
— Хорошо.
— А что такое?
— А ты о Персидском ничего не слышала?
Закусываю нижнюю губу. Рассказать ему прямо сейчас, что виделась с Майей, или же не портить всё обсуждением Вадима и его любовницы? Всё равно уже зашёл разговор о том, что совсем не относится к будущему ребёнку, так что выбирать не приходится.
— Мы с Томой ко мне заезжали, там Майя была…
Я кратко рассказываю Илье о нашей «прекрасной» встрече, и всё это время не смотрю на него, делая вид, что увлечена детскими чашками, которые расставляю на столе в виде разных геометрических фигур.
— Понятно. Не зря я уже понял, что вы с Тамарой решаете всё сами, — бурчит в ответ Илья, но по голосу слышно, что не сердится, а это главное.
— Ну уж нет. Просто решили проверить, как там моё жильё. Я думаю его продать, кстати.
— Хм. А вот с этим тебе бы подождать. Вадим сейчас плох совсем. Врачи никаких прогнозов не дают. Только инвалидность обещают. Так что…
— Так — что?
— Заселится Персидский в свою квартиру, потом его один чёрт оттуда не выселишь. Не то, чтобы это проблема какая-то. Тебе есть, где жить. Но доли может за бесценок придётся Вадиму продать. Или контору искать, которые их выкупят. Тоже недорого.
— Тебя это волнует?
— Меня? — В его голосе сквозит такое искреннее удивление, что мне становится не по себе. Потому приходится поспешно добавить, чтобы не подумал лишнего:
— Просто мне на это плевать. Стало. Что выручу, то и ладно. Найдём, куда деньги применить так, чтобы наш семейный капитал только разросся.
— Наш? Семейный? — с улыбкой уточняет он, и я вскидываю глаза на Илью.
— Да. А ты против на мне жениться? — отвечаю вопросом на вопрос, поджимая губы, чтобы не рассмеяться.
— Ты делаешь мне предложение?
— Жду, когда ты сделаешь его мне.
И откуда вдруг во мне берётся вся эта смелость? Наверное, просто чувствую, что с этим мужчиной иначе быть не может.
— Вот сначала с Персидским разведись, а потом поговорим, — мрачно произносит Илья, но от этих слов хочется снова улыбаться, будто я девчонка двадцати лет.
— Сурово, — киваю я, следя за тем, как он выходит из кухни.
— А ты думала — в сказку попала? — уточняет, обернувшись ко мне и когда подмигивает, качаю головой, едва сдерживая ещё одну улыбку.
Всё же мне достался лучший из мужчин. И я уже не отпущу его никуда и никогда.
***
Тот звонок, которого подспудно жду, раздаётся через несколько дней. В хлопотах, в которые погрузилась когда узнала о том, что жду ребёнка, время летит быстро, а мыслей о Вадиме — не так уж много. Но они есть, бесполезно с этим спорить. Несмотря на всё, что он сотворил, у меня нет по отношению к Персидскому ни ненависти, ни желания, чтобы он получил ещё больше. Представляю, что именно он чувствует сейчас, и… не понимаю, что именно чувствую я.
Даже представлять, что пару месяцев назад я готова была бы ради этого мужчины на всё, настолько чужеродно, что хочется скривиться. Потому стоит мне увидеть на экране телефона номер свекрови, как следующий вдох, который уже готова сделать, застревает в горле.
— Алло, — хрипло выдыхаю в трубку, давая знак официанту, чтобы он подождал. Я сижу в кафе, куда забежала потому, что мне дико захотелось морковного сока.
Раньше даже вообразить не могла, что возжелаю именно его, потому что морковь признавала исключительно в виде добавки в борщ, а теперь сама себя не узнаю. Но беременные — такие существа, которые способны удивлять даже себя.
— Катюша… — выдыхает на том конце связи Маргарита Григорьевна, и я понимаю, что меня ждёт. Или не понимаю? Ведь в данный момент так далека от этого всего.
— Да, Маргарита Григорьевна, я слушаю, — откликаюсь как можно более равнодушным тоном.
Это просто самозащита, потому что сейчас последнее, что мне стоит делать, становиться заложницей ситуации, в которую попал Персидский.
— Катюша… Ты можешь меня выслушать?
С матерью Вадима у меня сложились вполне миролюбивые отношения. Она — была целиком и полностью увлечена театром, в котором служила несколько лет. Я — предпочитала отношения «лучшая свекровь — та, что не лезет в семью сына», и в целом мы прекрасно ладили, полностью отвечая «запросам» друг друга. Не дружили, не варили летом компоты и варенья, не обсуждали будущее. Просто сосуществовали вместе долгих двадцать лет. Двадцать! Даже страшно становилось оттого, что я спустила в унитаз столько времени рядом с Вадимом.
— Я слушаю, Маргарита Григорьевна, — повторяю то, что уже сказала.
— Катюша… Ты ни разу не была у Вади.
Конечно, я ни разу не была у Вади, потому что Вадя — последнее, о чём сейчас могу думать, но, видимо, свекровь совершенно не в курсе того, что именно вытворил её сынок.
— И не планирую быть, Маргарита Григорьевна. Если Вадя вам ничего не рассказал, то…
— Рассказал. И мне так стыдно, что всё это случилось.
Ей стыдно. Прекрасно! Просто прекрасно. Двадцать лет она знает меня как женщину, которая для её ребёнка делала всё и даже больше, и теперь от его выходки ей просто стыдно.