Меч Эроса - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 30

Бывшая сводня знала, что особенно неистовствовал тот рыжий гость, который и выследил их, и привел своих приятелей. В вот Алкивиад, со свойственным ему легкомыслием, похоже, уже и забыл о том, что был ранен Корой! По слухам, которые иногда приносила Фирио, он был совершенно занят организацией военного похода на Тринакрию. Никий, один из ведущих афинских стратегов, то спорил с ним, то соглашался, и постепенно что демос, что охлос, а уж тем паче – аристократы позабыли о каких-то мошенниках, ограбивших нескольких мужчин, а обсуждали только одно: подвергнут в Афинах остракизму – «суду черепков» ^[61] – Алкивиада или Никия?

Родоклея поспешно подала на стол большой горшок бобов с козьим сыром. На счастье, Фирио была неприхотлива в еде, хотя Родоклея знала, что ей самой останется лишь на донышке. Впрочем, она наедалась, пока Фирио ходила по городу.

– Думаю, Идомены в Афинах нет, – громко жуя, проговорила Фирио. – Если девчонка не зарылась в землю, конечно! Но мне вот что в голову пришло: она ведь могла в ту же ночь сбежать из города. В чем была, без денег! Значит, тайник ее мужа еще цел, но без Идомены мы его вовек не найдем. Мы попусту теряли время, разыскивая ее в Афинах. Теперь надо попытать счастья в других местах.

– Тогда мы ее никогда не найдем, – понурилась Родоклея. – Эллада велика!

– Подумай хорошенько, – настаивала Фирио. – Может быть, она упоминала своих родственников или знакомых? Может быть, ты слышала от нее название какого-нибудь города? Не собиралась ли она вернуться на Крит?

– Вот уж нет! – решительно покачала головой Родоклея. – При одном этом слове ее начинала бить дрожь ужаса. Говорила, что эти ворота для нее навсегда закрыты! Насилу мы с Атамусом заставили ее носить наряд с открытыми грудями: уж очень это напоминало ей одеяния критских богинь-на-земле, а об этом она не хотела вспоминать.

– С открытыми грудями… – низким, мечтательным голосом протянула Фирио – и вдруг уставилась на Родоклею своими узкими, как лезвия, и столь же острыми глазами: – Ворота?.. Ты сказала – ворота? Какие же мы дуры!

– Почему? – удивилась Родоклея.

– Потому что ее надо искать у ворот! У городских ворот!

Родоклея растерянно моргнула, представив себе Идомену, которая сидит на камушке у одних из городских ворот, хихикнула – и вдруг даже ахнула от восторга, когда сообразила, что Фирио имеет в виду. Если Идомена и впрямь сбежала из Афин, она не могла сделать это иначе, как пройдя через городские ворота.

– Конечно! – вскричала Родоклея. – Кто-то из стражников наверняка ее запомнил. Только вот беда – привратники постоянно меняются. А с тех пор уж месяц прошел, пианепсион на исходе, мемактерион на носу! ^[62]

– А мы не будем у стражников спрашивать, – покачала головой Фирио. – Они дальше своего носа ничего не видят. Однако возле каждых ворот непременно стоит пекарня. А если человек отправляется в путь, он непременно запасется едой. Денег у девчонки, как ты говоришь, не было, значит, она продала что-то из своей одежды и украшений. Ставлю дохлого петуха против живого ^[63] – какой-нибудь пекарь ее непременно вспомнит! Вот увидишь!

И она ринулась было вон из дому, чтобы немедленно начать поиски, да Родоклея напомнила, что все пекарни и лавки, особенно привратные, закрываются, лишь стемнеет.

– Ваши Афины – сущая деревня по сравнению с Пиреем, где все день и ночь открыто, – проворчала Фирио и завалилась спать, намеренная подняться ни свет, ни заря – и отправиться отыскивать следы Идомены.

Однако вечером она вернулась злая, как зимняя волчица, и буркнула Родоклея сразу поняла, что Фирио ничего не нашла.

– Неужели ее никто не помнит? – недоверчиво спросила Родоклея. – А ты у всех ворот побывала?

– Только до Дипилонских не дошла, – буркнула Фирио. – Да что проку? Со мной никто и разговаривать не хочет. Я им: «Видели такую-то девчонку? Говорите, ну! А не то голову сверну!» Но никто мне ничего так и не сказал!

– Да ведь ты их до смерти перепугала! – рассердилась Родоклея. – У них со страху, небось, языки поотваливались. Неужто так никто ничего и не сказал?!

– Один сказал, – проворчала Родоклея. – Я ему стала рассказывать про голые груди да красный наряд, а он расхохотался и говорит: «Порны тут не бегали, нет! Поспрашивай к каком-нибудь диктерионе, братец!»

Родоклея подавилась от смеха, однако немедленно приняла самый смиренный вид, стоило Фирио показать ей мощный кулак.

– Голубушка, – мягко проговорила она, – ты пугаешь людей, а спрашиваешь не о том… Если хочешь услышать ответ, надо, чтобы тебя пожалели!

– Ну тогда иди сама и жалоби их! – фыркнула Фирио. – Посмотрим, что у тебя-то получится!

– Я бы пошла! – обрадовалась истосковавшаяся по свежему воздуху Родоклея. – Вот только надо одеться так, чтобы никто меня не узнал.

Она нахмурилась, соображая, что делать. А потом принялась копаться в оставшихся, не проданных еще пожитках Идомены. Через некоторое время, прикрыв приглаженные полуседые волосы темным покрывалом и завернувшись в старый плащ, она вышла из дому и, сгорбившись, побрела по обочине дороги, ведущий в Дипилонское предместье.

Коринф, школа гетер

– Поскольку многомудрые философы считают красоту даром богов и одной из непременных спутниц аретэ – добродетели – а также полагают, что красота и здоровье гораздо выше эвимерии – благосостояния, – то, следуя их логике, даже гетеры могут считаться добродетельными, если они прекрасны!

– Простимо, Тимандра! – воскликнула наставница. – Превосходно!

И она захлопала в ладоши.

Девушек, сидевшие вдоль стен просторного доматио ^[64] – одного из помещений, принадлежащего коринфскому храму Афродиты Пандемос, где обычно проходили занятия школы гетер, – тоже захлопали. Конечно, не все рукоплескания выражали столь же искреннее восхищение, как у наставницы, однако хлопали девушки прилежно, потому что побаивались ее – ведь матиомы по искусству живописи и косметики, так же, как и уроки поэзии, вела сама Никарета!

Старательно рукоплеща, иные из девушек украдкой переглядывались и насмешливо кривили губы, показывая, что они выражают одобрение Тимандре только ради того, чтобы не прогневить Никарету, а на самом деле считают ее высказывание пустячком. Хотя, честно говоря, они просто завидовали. Никарета установила правило: каждая ее матиома должна начинаться с диатипоси ^[65] – философского обоснования необходимости для гетеры не только поддерживать красоту, но и следить за своим здоровьем. Чтобы составить яркую, выразительную и в то же время краткую диатипоси, девушки должны были непременно посещать библиотеку при храме Афродиты – ту самую, которую постоянно пополняла Никарета.