— Друг, если ты друг, скажи, в чем твоя просьба, — промолвил Пуйл, и сердце его упало.
— Ты, государь, хочешь возлечь сегодня с девицей, которую я люблю больше всего на свете, и я прошу: пусть она станет моей женой, а этот пир — моим свадебным пиром!
Пуйл молчал, не в силах молвить ни «да», ни «нет».
— Сколько ни молчи, — воскликнула в сердцах Рианнон, — ты можешь дать только один ответ!
— Госпожа, — жалобно молвил Пуйл, — я не знал, кто это такой.
— Это тот, за кого меня хотели отдать против моей воли, — сказала она. — Его зовут Гуал, сын Клида, и теперь ты должен сдержать слово, дабы не навлечь на себя еще худших бед.
— Как же я сдержу слово, если это меня убьет?
— Может быть, выход есть, — сказала она и зашептала ему на ухо.
— Я тут состарюсь, ожидаючи, — сказал Гуал.
Пуйл просветлел лицом и сказал:
— Больше тебе ждать не придется. Как ни горько это мне, ты получишь, что просил.
И он встал и вышел из зала вместе с дружиной.
Гуал громко насмехался:
— Воистину, свет еще не видывал такого глупца. — И он сел на место Пуйла рядом с прекрасной Рианнон и сказал: — Пусть начнут мой свадебный пир. Сегодня ночью я возлягу с моей нареченной.
Но не успели подать яства, как в дальнем конце зала послышался шум.
— Кто там шумит? — спросил Гуал. — Приведите его сюда, я с ним разберусь!
Слуги вытащили вперед нищего в лохмотьях.
— Ха! Гляньте на него! — воскликнул Гуал. — Что ты здесь делаешь, оборванец?
— Если угодно, сударь, у меня к вам просьба, — сказал нищий.
— Что у тебя за просьба, которую я не мог бы исполнить одним пальцем ноги?
— Просьба нетрудная, — сказал убогий. — Дай мне маленький мешочек еды. Только от великой нужды тебя прошу.
— Бери, — горделиво отвечал Гуал. Он заметил на поясе у Рианнон маленький кожаный мешочек. — На, — рассмеялся он, — наполни его, чем хочешь.
Нищий взял мешочек и стал складывать в него еду, но, сколько ни клал, мешочек не наполнялся. Гуал в нетерпении махнул слугам, чтобы те помогли, но мешочек оставался пустым.
— Слушай, попрошайка, неужели твой мешочек никогда не наполнится? — сердито спросил Гуал.
— Не наполнится, пока ты, господин, не встанешь, не примнешь его ногой и не крикнешь: «Довольно!».
— Давай, Гуал, и покончим с этим, — сказала Рианнон.
— С радостью, если это поможет нам избавиться от попрошайки.
Гуал поднялся и поставил ногу на мешок. Тут нищий так его дернул, что Гуал полетел в мешок вниз головой, а нищий тут же затянул ремешок. Из-под лохмотьев он вытащил охотничий рог, громко протрубил, и тут же в зал вбежала боевая дружина. Нищий сбросил лохмотья и оказался Пуйлом Пен Анноном.
— Помогите! — кричал Гуал из мешка. — Что за игру вы затеяли?
— Игра называется «барсук в мешке», — отвечал Пуйл, а его воины принялись осыпать мешок пинками и побоями.
— Сударь, — сказал Гуал, — послушай. Недостойная это смерть для меня — быть убитым в мешке.
Тут выступил вперед опечаленный Хэфайдд Старый и сказал:
— Государь, он говорит правду. Недостойная это смерть для мужа — быть убитым в мешке. Выслушай его.
— Слушаю, — сказал Пуйл.
— Тогда позволь мне с тобой примириться, — сказал Гуал. — Назови твои условия, и я соглашусь.
— Ладно, обещай, что не будешь мне мстить, и побои прекратятся.
— Обещаю, — сказал Гуал из мешка.
— Согласен, — отвечал Пуйл и велел дружинникам выпустить его.
И Гуала выпустили из мешка, и он отбыл в свое королевство. Снова принесли яства, и начался свадебный пир. Все ели и веселились, а когда пришло время почивать, Пуйл и Рианнон взошли на свадебное ложе и провели ночь в ласках и удовольствиях.
На следующее утро они вернулись в Каер Нарберт, где семь дней продолжался пир, на котором присутствовали знатнейшие мужи и жены королевства. И никто не ушел без подарка, будь то пряжка, или кольцо, или самоцветный камень.
Так началось правление Пуйла и Рианнон, прекраснейшей из прекрасных, и на этом заканчивается эта ветвь Мабиногион.
Последние отзвуки арфы смолкли в ночном воздухе, и бард склонил голову. Костры догорали, еле-еле светили факелы. Многие из гостей закутались в шкуры и заснули прямо за столами или вытянулись у огня.
— Славно спето, Хафган, — произнес Гвиддно, сонно глядя на лежащих гостей. — Ты лучший из бардов. Но на сегодня довольно. Давайте отдохнем, ибо пир продолжается, и завтра мы услышим другое сказание.
С этими словами Гвиддно завернулся в шкуру, свернулся у костра и заснул. Эльфин и Ронвен встали, забрали олений мех и тихо проскользнули в дом Гвиддно, где вместе опустились на лежанку из свежего тростника и заснули в объятиях друг друга.
Глава девятая
— Уже поздно, а тронуться надо будет засветло, — сказал Сейтенин. Голос его гулко отдавался в полупустом покое. Тяжелые кипарисовые балки терялись в высоте потолка, богато украшенные стены блестели в свете качающихся медных светильников, и казалось, что комната заполнена подвижными тенями. — Скажите, что открыла вам ваша мудрость.
Три жреца стояли перед царем, одетые в пышные церемониальные одежды — длинные белые хитоны с поясами из витого серебра и изумрудного цвета хламиды, отделанные серебряной бахромой. Их бритые головы покрывали высокие белые колпаки. Все они слегка улыбались и осеняли себя знаком Солнца. Аваллах сидел подле Сейтенина; Аннуби стоял за спиной своего повелителя, сузив глаза и положив руки на спинку кресла.
— Государь, — произнес жрец, стоявший впереди других. — Мы прочли в храме положенный текст, посовещались между собой и решили, что это благоприятнейшее знамение; оно обещает процветание всем, кто его видел.
— Объясните, — сказал Сейтенин. — Я хочу знать подробнее.
— Как пожелаете, — с кислой улыбкой отвечал жрец. — Мы считаем, что звездопад означает небесное семя, которым Хронос оплодотворил Океан. От него родится новая эра, в которой Девять царств будут мудро и справедливо повелевать миром.
— Да будет так, — произнес другой жрец, кланяясь. Колпаки согласно закивали.
— Когда же это случится? — спросил Сейтенин.
— Вскоре. Как и при рождении человека, будут знамения, по которым мы сумеем точнее определить время, и тогда объявим народу.
Сейтенин взглянул на Аваллаха и сказал:
— Прошу, говори, если желаешь. Вижу, ты не удовлетворен ответом.
— Ты проницателен, Сейтенин, — сказал Аваллах. — Я не удовлетворен, поскольку слышал, что знамение это отнюдь не столь благоприятно, как внушают нам эти ученые люди. Скорее оно сулит огромные бедствия. — Он посмотрел жрецу прямо в лицо. — Что ты на это ответишь?