Талиесин - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Лохед cтр.№ 126

На заре Харита проснулась с криком, Талиесин, дремавший в кресле возле кровати, встрепенулся и наклонился над ней.

— Все хорошо, душа моя, я здесь.

Она вгляделась в синие тени у него за спиной, словно желая увериться, что все по-прежнему.

— Талиесин, мне снился ужасный сон, — выговорила она слабо.

— Лежи, — сказал он, — после поговорим.

— Сон… на меня напал огромный зверь с глазами, как полночь… но появился воин… воин с мечом… ярким, чудесным… с улыбкой на губах… смелой улыбкой… но мне стало за него страшно…

— Да, — успокаивал он. — Все хорошо.

— …он улыбнулся и сказал: «По этому мечу узнаешь меня, Владычица озера», и поднял меч… и пошел на зверя… и завязался ужасный бой… он не вернулся… боюсь, что он погиб.

— Дурной сон, — мягко произнес Талиесин. — А теперь спи, поговорим после.

Он положил ладонь ей на голову, и она вновь погрузилась в сон.

— Я видала такое и раньше, — мрачно сказала Хейлин. — Ой, беда. Ребенок умрет и ты с ним, если не будешь меня слушать, да и если будешь, ничего обещать не могу.

Харита крепко сжала руку Талиесина, однако губы ее не дрогнули и глаза смотрели все так же прямо.

— Есть ли хоть какая-нибудь надежда?

— Очень небольшая, дитя мое. Но вся эта надежда — на тебя.

— На меня? Тогда скажи, и я сделаю все, чтобы ребенок родился живым.

— Для ребенка надежды нет, — напрямик объявила повитуха. — Мы лишь пытаемся спасти мать.

— Но если я останусь в живых, не может ли выжить и ребенок?

Хейлин медленно покачала головой.

— На моей памяти такого не случалось. А чаще всего муж в конце концов выкапывал две могилы.

— Скажи нам, что нужно делать, — перебил Талиесин.

— Лежать в постели, пока не начнутся родовые схватки. — Старуха помолчала и добавила: — Вот и все.

— Неужели нет никакого средства? — спросила Харита, а про себя подумала, что четыре месяца лежать — это очень долго.

— Покой — и есть единственное средство, — резко отвечала Хейлин. — Покой — и то не наверняка. Кровотечение прекратилось, и это хорошо, но я уверена, оно снова начнется, если ты хотя бы высунешь нос из комнаты.

— Хорошо, буду лежать. И все равно я буду надеяться, что ребенок родится живым.

— Сейчас нас должна заботить твоя жизнь. — Повитуха слегка наклонила голову и повернулась, чтобы идти. — Я пришлю тебе еды, а ты изволь съесть. Это самый верный способ поправить силы.

Когда она вышла, Харита сказала:

— Я сделаю, как она велит, но я все равно буду надеяться.

— А я буду сидеть с тобой неотлучно. Будем молиться, петь, разговаривать, и время пролетит незаметно.

— Я выдержу четыре месяца заточения, — твердо сказала Харита. — Я и не такое выдерживала ради куда меньшего.

И так Харита стала пленницей в комнате над залом, а по вилле и по окрестностям пополз слух — красавица-де понесла и заперта в светлице у Пендарана. Еще говорили, что она умрет, разрешившись мертвым уродцем, — такова кара отвергнувшим старых богов и принявшим Бога христиан.

Талиесин знал, о чем шепчутся в Маридуне и по соседним холмам, но Харите не рассказывал. Он твердо держал свое обещание и сидел бы в кресле у ее постели целыми днями, если бы она не выгнала его вон.

— Я не могу видеть, как ты дни напролет на меня смотришь! — сказала она. — И так тошно, а тут еще чувствуешь, что из-за меня двое сидят взаперти. Иди покатайся с Эйддоном! Съезди на охоту! Иди куда хочешь, чтоб глаза мои тебя не видели!

Талиесин безропотно покорился и встал, чтобы идти.

— И еще, — сказала она. — Ты не пел в зале с тех пор, как я слегла. Чтобы сегодня же вечером пел — так нам обоим будет куда лучше.

— А ты что будешь делать, душа моя?

— Думать, — отвечала Харита. — И еще хотела кое-что записать на случай, если я… на будущее.

— Ладно, — сказал Талиесин. — Я попрошу Хенваса поискать, есть ли здесь на чем писать, чтобы ты сразу и начала.

Через несколько дней управитель вбежал в комнату Хариты с толстым свитком пергамента под мышкой и бутылочкой чернил в руке.

— Госпожа, — проговорил он, кланяясь, — прости, что ворвался без спросу. Я только что с рынка! Смотри, что я принес!

Харита взяла пергамент и развернула в руках.

— Ой, Хенвас, какой тонкий. Где ты его добыл?

— Я посылал в Город Легионов в надежде, что пергамент есть у тамошнего трибуна. Так и оказалось, а поскольку он у нашего господина в долгу, то охотно уступил мне свиток.

— Но это так дорого! Я не могу принять, Хенвас. — Она протянула свиток обратно.

— Он твой, госпожа. — Управитель поставил бутылочку чернил на стол у кровати.

— Что скажет твой господин?

— Владыка Пендаран, — фыркнул Хенвас, — доверяет мне во всем, что касается его дома. Более того, сейчас он наверняка корит себя, что заранее не предусмотрел такой простой надобности.

Харита рассмеялась.

— Спасибо, Хенвас. Уверена, владыке Пендарану не за что будет себя корить, покуда ты приглядываешь за его нуждами.

— Всегда рад служить тебе, госпожа.

Когда через некоторое время пришел Талиесин, она показала ему пергамент и рассказала о своем намерении.

— Такое повествование достойно прозвучать вслух, — сказал он. — Будешь мне рассказывать по ходу?

— Нет, — отвечала она, — у меня нет бардовского дарования. Однако расскажи про свою жизнь, чтобы мне записать и ее.

Талиесина смутила мысль о возможности записать то, что прежде передавалось изустно, однако Харита настояла, и он начал рассказывать про свою жизнь, включая то, что слышал от Эльфина и Ронвен. На следующий же день она принялась записывать услышанное пером, которое сделал ей Талиесин. Нанося слова на выделанную телячью кожу, она чувствовала облегчение от томительной скуки.

Так возник заведенный порядок, сохранявшийся все долгие месяцы заточения: с утра она завтракала и писала все утро, Хейлин приносила обед, они с Талиесином ели и разговаривали — иногда про ее жизнь, иногда про его видение Летнего царства; он настолько подробно описывал свои мысли, что она воспринимала их почти как свои. Посте обеда Харита отдыхала. Иногда ее кровать выносили во двор, рядом сажали кречета. Ужинала она снова в комнате, а когда зажигали свечи и лучины, то открывали двери, чтобы до нее долетало пение Талиесина. Закончив петь, бард поднимался к ней, и они завершали день так же, как начали, — в объятиях друг друга.

Шли дни, и повествование на пергаменте удлинялось. Пришла осень, убрали плоды, наступили зимние морозы. Порою Харита просыпалась среди ночи, бралась за перо и писала, чтобы прогнать ни на миг не отступавший страх. Талиесин вставал с первыми проблесками зари и видел ее, закутанную в белый овечий мех, склоненную над свитком, с пальцами, перемазанными чернилами, строчащую без остановки.