— В любом случае, Даша, я настоятельно советую тебе продать твою долю в этой компании, — сказал Роман. Дарья кивнула.
— Да, именно так я и хочу поступить.
Он понимал ее желание избавиться от всего, что напоминало ей о муже, обо всей прежней жизни. Вот только он, Роман, тоже из ее прежней жизни — из той, где она верила в порядочность Ники. Не захочет ли она забыть и Березина, как кошмарный сон? Черт, а Игнат ведь был прав.
— Это все, — сказал Игнат. — Это вам не кошечек-собачек искать.
— Лучше кошечки, чем такая грязь, — пробормотала Даша и словно вспомнила о чем-то: — Господи, я совсем забыла! А как там твоя Динка?
— Не волнуйся, ее мама забрала. Я звонил, попросил.
— Родительнице не сознался в героическом ранении? — поинтересовался Игнат.
— Нет. Сам знаешь: не буди лихо…
— И то верно. Из наших тебя никто не сдаст, отлеживайся.
— Спасибо тебе, Соколов. Орел ты у нас, орел! — Роман усмехнулся. — А теперь не оставишь ли ты нас с Дашей вдвоем?
— Сделал дело — иди на фиг, — резюмировал Игнат, вставая. — Конечно, оставлю, в чем вопрос. Поеду в «Дюралекс» греть задницу в начальственном кресле. Смотри, выздоравливай скорее, а то ведь мне может и понравиться. Узурпирую трон.
Соколов ушел, оставив диктофон на столике — знал, что Роману еще захочется послушать эту запись.
— Как ты считаешь, она решила покончить с собой, потому что ее совесть замучила? — спросила Даша, едва за Игнатом закрылась дверь. — Или потому, что не могла жить без Ники?
— Для начала сядь поближе, — попросил Роман. Даша пересела на край кровати, и Березин немедленно схватил ее за руку. Дарья ответила на пожатие слабо. Она пристально смотрела на Романа, как будто он знал самый правильный, самый настоящий ответ.
Глава 48
— Ты ответишь на мой вопрос или нет?
— Я понятия не имею, почему Инесса покончила с собой, — покривил душой Березин. Ему лично казалось, что госпожу Позднякову прикончил Квасневский. — Наличие у нее совести представляется мне весьма сомнительным. Могла она или не могла жить без Ники… возможно, это и правда.
Как ни тяжело говорить такое Даше.
— Вчера вечером, — медленно и тщательно подбирая слова, начала госпожа Ларская, — я много думала. Как в том анекдоте: «Перечитывал пейджер. Много думал».
Роман улыбнулся.
— На моем пейджере оказалось много всякого — фальшивых признаний в дружбе и любви, неискренних улыбок и прочего барахла, которое меня очень задевало. И я пришла к выводу, что сама во всем виновата.
Этого еще не хватало! Умная и честная женщина решила взять на себя вину двух негодяев. Ну да, так обычно и поступают умные и честные.
— Даша, не…
— Дай мне договорить. Я сидела и корила себя за то, что была такой недальновидной, что не раскусила Ники и Несси раньше. И размышляла, кому я такая глупая нужна. И решила стать умной. Всерьез решила. Никого больше к себе не подпускать, никогда никому не доверять, потому что так проще.
Роман решительно задавил внутренний голос, панически завопивший. С этим можно справиться, можно переубедить. Нужно только найти самые правильные слова, и Даша поймет, что ни в чем не виновата и вовсе незачем отгораживаться ото всех, если твой муж и твоя лучшая подруга… М-да. В общем-то, ее можно понять.
— И сейчас я сидела и слушала, как кается Инесса. Наверное, она рассчитывала, что ее рассказ и особенно последние слова, которые она мне передавала, а потом и ее дневник и фотографии, окажутся последней каплей. Они и оказались последней каплей, перетянувшей другую чашу весов. Знаешь, Березин, это немного слишком. Она переборщила, нажала слишком сильно, и я не сломалась, а спружинила. Такая подлость просто лежит вне моего понимания, я не могу это осознать. А значит, я хоть немного, да ошиблась в самой себе. Не такая уж я дура. Не знаю, почему я тебе это сейчас говорю. Наверное, у меня тоже прорезалось желание покаяться.
Это было чудо. Роман опасался, что после такого шокирующего экскурса в историю отношений Ники и Несси Даша сломается, а она решила выжить. Все правильно. Она всегда была сильной.
— Ты молодец, Дарья.
Она покачала головой.
— Нет, я не молодец. Я просто поняла, что есть вещи, которые настолько плохи, что им никак нельзя тебя сломить. Мне очень тяжело было узнать правду, она оказалась в сто раз тяжелее, чем я могла предположить. Мне нужно что-то сделать, срочно, чтобы стряхнуть с себя все это и оставить позади, навсегда. Все без исключения.
Без исключения — значит, и без него. Ну что ж, он был к этому готов, и его переживания — это только его переживания, не хватало еще этим Даше голову морочить. Ей кажется, что она выпуталась, но это еще далеко не так.
— Наверное, мне стоит на какое-то время уехать, — сказала Дарья. — Раз Несси больше нет, и дело будет закрыто, меня ничто более не держит в Москве. Кроме тебя.
Роман был благодарен ей за эту оговорку, хотя и понимал, что это скорее дань вежливости, чем реальный крючок, цепляющий Дашу к городу.
— Я тебя тоже отпускаю, — усмехнулся он. — Езжай.
— Ты уверен?
— Даша, я не намерен потрясать перед твоим носом цепями и угрожать, что прикую ими тебя к себе. Я тебя действительно люблю, но когда любишь — умеешь отпускать, если нужно. А уж тем более не следует мешать человеку отдыхать после того, что перенесла ты. Я здесь под надежным присмотром, на мне все заживает, как на собаке. Не беспокойся обо мне. Я ничего у тебя не прошу.
— Но мне совестно, — слабо улыбнулась Дарья.
— Куда отправишься? — спросил он, чтобы сразу покончить с этой совестью. — К маме во Владивосток? Или поедешь в отпуск в какой-нибудь из великих городов мира? Говорят, в эту пору очень хорош Париж. Каштаны, кофе в маленьких ресторанчиках… Я только что прочел «Призрака Оперы» Леру и весьма проникся, — Роман кивнул на зеленую книжку на тумбочке.
Даша покачала головой.
— Нет. Впервые за столько лет я хочу к морю.
— Хорошо. Передавай ему привет от меня. А сейчас иди, я же вижу, что ты хочешь идти.
— А можно, я у тебя книжку почитать возьму?
— Бери, конечно.
Они поцеловались, на этот раз не в щеку. У дверей Даша обернулась.
— Я не знаю, с каким ответом я приеду.
— Я приму любой. Я ничего от тебя не требую.
— Мне действительно стыдно, но я ничего не могу с собой поделать.
Он послал ей воздушный поцелуй.
— Не думай. Лети. Я буду рад, если ты вернешься, а еще больше буду рад, если ты будешь счастлива. Даже если не вернешься.
— Ты — чудо, Березин. — И она ушла.