Мы успели закончить последний акт этой трагедии ровно за несколько минут до того, как набежала пресса, вызванная Карен. Боясь, что информация об её истинных отношениях с Амиром дойдёт до её хозяев, а может быть, и защищая интересы своего сына Макса, которого она, по словам Амира, собиралась предъявить Рамадану в качестве одного из претендентов на богатство Эль-Файюм, Карен опорочила чистое имя Лили. Она дала прессе данные, что Лили – sharmuta. И нам с Рамаданом пришлось изменить первоначальный план. Рамадан пришёл в полицию и дал фальшивые показания против Лили. Он сказал, что это Лили убила Амира. Рамадан дал взятку и забрал тела Амира и Лили. Тело Амира он позже перевёз в Египет. Но сначала мы с Рамаданом погребли тело Лили в Индийском океане – там же, где обрел покой и её муж, Игорь. Это был единственный способ похоронить Лили. Это было всё, что я мог для неё сделать...
На Долгопрудненском кладбище в Подмосковье есть одна могила. Это могила Игоря и Лили. Это – пустая могила. Я и Фадеев – мы сделали так, чтобы дети Лили и Игоря никогда не искали своих пропавших родителей...
Похоронив Лили, я возвращался в Москву, оставав мальчика у Рамадана.
– Я отправлю ребёнка к тебе, как только всё утихнет, – пообещал мне Рамадан. Я кивнул. Имел ли я моральное право на это? Да. В моей стране наступали смутные времена: борьба двух враждующих кланов, КГБ Андропова и МВД Щёлокова, фактически привели к гражданской войне структур и партаппарата – к той беспощадной битве, где делять деньги, власть и влияние. К войне, где хороши все средства. И если Ира для всех оставалась внучкой ветерана войны, генерала, то Лейс вполне годился на роль сироты и сына двух предателей. У меня не было никаких гарантий в том, что, привези я Лейса в Москву, те, кто знал о его матери, не попытались бы использовать его в противостоянии, или, что еще хуже, не стали бы трепать по углам имя Лили. А этого я никому не мог позволить.
Помнишь, я говорил тебе, что у меня было одна-единственная причина верить Лили? Так вот, она сама была этой причиной. Я любил её. Я и сейчас её люблю. Я люблю её так, как любят раз и навсегда – не меняя решений. Я любил её до конца, и Лили знала об этом. В тот день, когда я услышал, что она не вернулась из Карачи и не вышла на экстренную связь, я получил её послание. Лили переправила мне записку через Рамадана, воспользовавшись капсулой с её собственным позывным – «Симбад Альфа». В той записке Лили отправила мне наш пароль и дала понять мне, что нашла двойного агента. Именно в тот день я поклялся убить «крота» и найти Лили – живой или мёртвой. И я сдержал свое слово.
Я никогда не забывал о ней. Я взывал к ней, когда вернулся домой, и моя жена в первый раз пришла ко мне. Я обращался к Лили, когда в тот же день, когда родилась её дочь, но с разницей в четыре года, родился мой собственный сын. Я помнил об этом, когда взял на руки своего сына. Я заглянул в его глаза и увидел серые глаза Лили. И я понял, что я наделал…
– 4 –
Словно искупая то, что могло произойти с моим собственным сыном, Лили родила Лейса в тот же день, когда родился и ты, Андрей. Оставляя Лейса на попечении Рамадана, я даже не подозревал, что через пять лет узнаю, что сын Лили будет похищен Карен. Но я знал также и то, что Рамадан будет искать его. Впрочем, я мог помочь поискам. И я пришел к Саше Фадееву.
– Серёжа, расскажи мне правду. Как умерла Лили? – спросил он меня. И я всё рассказал Фадееву.
– Заяви ребенка в розыск, воспользовавшись старыми связями. У тебя же остался кто-то в МВД? – спросил я Фадеева. И Саша, поговорив с бывшим приятелем по службе (его приятеля звали Владимир Петрович Добровольский. В 1990-м Добровольский станет заместителем руководителя Национального Центрального Бюро Интерпола в России) заявил мальчика в розыск, используя мои позывные. Потом у меня были другие задания и новые командировки. Чуть позже я узнал, что Рамадан нашёл следы Карен. Последнее назначение я получил в девяносто шестом. В день перед отъездом у меня состоялся последний разговор с Фадеевым.
– Зачем ты уезжаешь? – спросил он меня.
– Ты же знаешь нашу работу.
– Врёшь, – печально улыбнулся он.
– Тогда не задавай вопросов. Я хочу уйти. Но именно ты должен остаться.
– «Омега», значит, решил пропасть без вести. А мне что прикажешь делать? – спросил меня Саша.
– То же, что и сейчас. Ты был лучшим из нас. И Лили это знала.
Это было впервые, когда я упомянул имя Лили после того разговора, состоявшегося в восемьдесят седьмом году. Потому что в том, 1987-м, Фадеев, лучший оперативник, которого я только знал, отказался от нашей профессии навсегда, чтобы охранять от зла наших детей: тебя, Иру, Митю, Диану. Я всегда знал, что Саша лучше меня. Он сумел сделал то, что не смог сделать я – найти в себе силы жить дальше.
Уходя в неизвестность, я попытался найти Рамадана в последний раз. Ответ, который я получил, был прост и краток: мне сказали, что Рамадан заживо сгорел в Кабуле осенью девяносто пятого года, вместе с Карен и её братом Саидом. Так я понял, что Рамадан нашёл убийц Лили. А ещё я понял, что сына Лили теперь не найдут никогда: ни живым, ни мёртвым...
В конце девяносто восьмого я выполнил свое последнее задание, начатое за год до рождения Эль. В городе Витория-Гастейс прогремел взрыв, унесший двадцать сторонников террориста лидера группировки ЕТА. Он, Мигель Ириарте, был вынужден объявить о полном и бессрочном прекращении террористической деятельности и пойти на соглашение с официальными властями Испании. Что касается меня, то... в общем, тебе должно быть известно, что идентифицировать тело можно по черепу, ДНК, прижизненному снимку черепа и скелетированным костным останкам, но – если только огнём не поражено более восьмидесяти процентов поверхности тела. Именно поэтому труп неизвестного, похожего на меня, с капсулой «Симбад Омега» отправился на кладбище Витории-Гастейс 11 сентября 1998 года. Этот человек захоронен в безымянной могиле. Для всех, кроме тебя теперь – это официальная дата моей смерти.
Возможно, по здравому размышлению, я бы и вернулся домой, я скучал по своим детям. Но когда меня вытянули из-под обломков, узнать меня было уже невозможно. Увидев себя в зеркало первый раз, я понял: Сергей Исаев умер. Так на свет появился Джон Грид – человек без лица и отпечатков пальцев. Врачи почти полностью перекроили меня, оставив мне только память и улыбку, которая, иронией судьбы, иногда ко мне возвращалась. В двухтысячном я вернулся в Москву в первый раз. С тех пор я наведывался сюда регулярно, чтобы увидеть тебя и Диану. Я занимался банковскими операциями, жил на отложенные средства, а в Лондоне поселился недалеко от Эль. Потом я увидел Еву и Даниэля. И только Иру я не искал – я не мог. Она слишком похожа на свою мать. Давать более развёрнутый ответ не имеет смысла...
В 2014-м у меня участились головные боли, появилась слабость и утомляемость. Врачи поставили мне диагноз: неоперабельная глиобластома, рак мозга в четвертой стадии. Результат перенесенных мною пластических операций и заражение вирусом HRV при трансплантации органов. Проблема, с которой медики никак не могут решить с конца восьмидесятых... Ну, а поскольку мне оставалось жить считанные месяцы, то я решил в последний раз увидеть всех вас. Так я впервые рассмотрел дочь Лили, которая, как оказалось, очень дружна с моей Эль. Я шёл за ними по Ламбетскому мосту, когда увидел тебя и то, что произошло между тобой и Ирой. Это было то, чего я и боялся: ты всё-таки её выбрал.