Снайперы - читать онлайн книгу. Автор: Артем Драбкин cтр.№ 25

Дошел в этот лесок и подошел к группе солдат, за которыми шли «купцы». Оказалось, что «купцами» называли офицеров, которые набирают прибывших солдат в свои подразделения. Впереди группы «купцов» шел заместитель моего будущего комбата, и я услышал, как они спрашивали солдат: «В пулеметную роту хочешь?» Тот отвечает: «Хочу». Следующего спрашивают: «В пехоту?» Тот мнется: «Не-ет, я минометчиком лучше». Понятно, люди после ранений, что почем на передовой знали, а страх-то все равно жил в каждом. Потом это были с моей точки зрения старики, хотя им было всего около тридцати лет, а кто и постарше. Так они двигались, двигались и, наконец, дошли до меня. Но я заметил, что посмотрели как-то не так, презрительно, что ли. Ну не презрительно, а так, словно мимо посмотрели, повернулись и пошли. Тут я понял, что «горю сизым пламенем» и куда мне потом деваться? Обратно возвращаться?.. Я же фактически сбежал из военизированной организации… Все конец. Тогда я им говорю: «Дяденька, дяденька, я знаю немецкий!» Дело в том, что когда я год прожил у дедушки и бабушки, то постиг «идиш», который очень близок к немецкому. Говорил на нем достаточно, свободно, а понимал все. Тогда этот Залман Каминский повернулся и спрашивает: «Шпрехен зи дойч?» Отвечаю: «Я-я!» Потом еще несколько фраз и тогда он говорит командиру первой роты капитану, кажется по фамилии Сергеев, который раньше работал на Кировском заводе, и потом погиб при мне: «И говорит, и понимает. Забери его к себе, пригодится!»

Мне показали палатку, в которую надо было идти, а там спросили документы. У меня с собой было только временное удостоверение личности. Сперва, к нему отнеслись недоверчиво, но потом все-таки взяли. Вот так я стал рядовым 129-го Гвардейского Ленинградского стрелкового полка, 45-й Гвардейской Ордена Ленина Краснознаменной Красносельской стрелковой дивизии, 30-го Ленинградского Гвардейского стрелкового корпуса, которым командовал генерал Симоняк. Короче, взяли меня в 1-ю роту, 1-го батальона, которым тогда командовал капитан Сироткин Валерий Ефремович. Выдали обмундирование, ботинки с обмотками, кожаный ремень, каску… «Смертных медальонов» тогда уже не было, а противогазы нам выдали только во время боев в Прибалтике, но мы их сразу же выбросили. Лучше было взять в эту сумку картонную коробку с патронами, она весила столько же как противогаз или пару гранат вместо него. А на кой этот противогаз?! Выписали «красноармейскую книжку», вручили ППШ с диском, и даже один раз нас вывели на стрельбище.

Но наверно через недельку, к нам пришел офицер, нас построили и он спрашивает: «Ребята, кто хочет на курсы снайперов?» Ну, как же?! Конечно, я тут же шагнул вперед. Я вообще был о себе высокого мнения и считал, что с моим приходом в Великой Отечественной войне произошел коренной перелом. И только после ранения это мнение несколько изменилось…

Курсы были краткосрочные. Выдали мне нашу трехлинейную винтовку, но с немецким, цейссовским, оптическим прицелом. Трехлинейка – это прекрасная винтовка. Если пристрелять ее как следует, ну что вы! Безотказное же оружие и очень просто сделанное. Прицел ближе к прикладу, выходил довольно далеко и поэтому рукоятка затвора, была согнута ближе к цевью, чтобы не мешать ему. Немецкий прицел считался лучше нашего только тем, что имел гуттаперчевый наглазник. Наш был несколько подлиннее и не имел смягчающего наглазника, поэтому при выстреле многие ребята опасались отдачи, и из-за этого страдала точность стрельбы. А так наша оптика была не хуже немецкой.

Теоретические занятия чередовались с практическими. Сначала на сотню метров стреляли, потом на две, а 400 – это предел. Мишени были поясные, силуэт в немецкой каске. Нас учили пристреливаться днем. Делали деревянные рогатки, последний выстрел делали с рогатки в какое-то определенное место, с тем, чтобы если ночью появится огонек или фонарик. Немцы же с комфортом воевали, с фонариками. Так что нас учили стрелять и так, чтобы поразить цель вот таким вот образом. Преподавали маскировку, передвижение и как подготовить запасную позицию. Работать учили парами, и меня назначили в пару к Парфеновой Соне – сибирячке 1923 г. р., родом из Томска. Соня была такая, крупная, дородная девица, а я прямо сказать был далеко не гвардейского телосложения. И помню, когда меня ей представили она так, с сожалением на меня посмотрела. Как я понял уже через много лет, ей попросту было меня жаль, потому что она к тому времени уже потеряла двух напарников, и я был третьим…

Ее задача состояла в том, чтобы прикрывать меня. Стрелять – это была моя работа, а ее задача состояла только в том, чтобы прикрыть меня в тот момент, когда это необходимо. Но это было уже потом.

Думаю, что здесь уместно сказать пару слов о женщинах на войне. Конечно, можно говорить высокие слова о патриотизме, о чувстве долга, но мне не нравится, когда такими понятиями часто разбрасываются. Очень многие девушки и женщины пошли на фронт, потому что им было чисто по-женски, а значит, нестерпимо жаль мужчин, которые уходили на войну. Они пошли с ними, чтобы разделить все, а хлебнуть пришлось под завязку, дальше некуда… Что же касается отношения мужчин к ним, то оно было разное. Большинство мужчин в армии были молодые, здоровые, а в 1944–45 годах уже хорошо кормили.… И, конечно, заглядывались на этих женщин, и завидовали тем, кто имел с этими женщинами какие-то дружеские отношения. Но много и надумывали на эти отношения, разговоры ходили разные, до самых неприличных. И не секрет, что у многих старших офицеров, от командиров полков и выше, были женщины, с которыми они жили. Но в основном женщины в армии занимались тем, что стирали наши портянки и гимнастерки, да таскали нас искалеченных с поля боя… Вот это была их основная работа.

После окончания курсов я вернулся в роту, но уже со своей винтовочкой. Винтовка была хоть и не новая, но даже лучше, чем новая, потому что прежним владельцем она была очень хорошо пристреляна. Там уже если хорошо прицелился и сам во время выстрела не выдохнул раньше времени, а это очень важно, то попадание было очень хорошее. Так что я был очень доволен ею. Патроны мы использовали самые обычные, но нас научили очень тоненько их смазывать, а потом протирать. И научили нас зимой их согревать на груди, потому что если берешь из сумки холодный патрон, то погрешность будет значительной, особенно на большом расстоянии. Прямо скажу, за такое короткое время обучили нас весьма неплохо.

Летом камуфляжные маскхалаты нам не выдавали, воевали в обычной форме. Зимой выдавали очень теплое, нижнее белье: фуфайку, ватные брюки, валенки, маскхалат с капюшоном. На винтовку надевали белый чехол, а на прицел марлю. Марлю обязательно, потому что оптика может давать блики еще, когда ты ползешь, и по ним немец может тебя вычислить и «шлепнуть». Но на позиции, конечно, марлю снимаешь.

Задача нашего корпуса и дивизии, как я понимаю, состояла в том, чтобы пробивать брешь в обороне противника, поэтому потери у нас были очень большие, и из-за этого снайперских групп у нас не было. Снайперы так же должны были идти в атаку, говорили, что можно чуть сзади, но какой там позади, когда бежит Ваня Бударин, наш взводный… Господи, ну о чем говорить?

10 июня 1944 года началось наступление на Карельском перешейке. Очень хорошо помню, как нас выдвигали на рубеж в ночь перед наступлением. Через реку Сестру мы переправлялись на понтонах, и никакого противодействия со стороны финнов не было. Во-первых, наша артиллерия очень хорошо обработала их передний край, а, во-вторых, финны очень хорошо умели воевать, и понимали, что в неравное единоборство вступать не нужно. Зато они подстерегали нас на проселочных дорогах, в лесу, на бывшей линии Маннергейма. Солдаты из этих подвижных отрядов очень хорошо знали местность, отменно были подготовлены физически, хотя мы знали, что их не очень хорошо кормили. Во всяком случае, немцев кормили лучше, ну это и понятно, ведь на немцев работала вся Европа.