Че Гевара - читать онлайн книгу. Автор: Николай Платошкин cтр.№ 146

Еще при Че для реализации основных направлений научно-технической модернизации Кубы в системе министерства промышленности было создано девять отраслевых научно-производственных организаций (будут рассмотрены ниже). В 1964 году на научно-исследовательские структуры МИНИНДа приходилось 53,2 процента общего бюджета министерства³⁴². В развитии новейших технологий на Кубе помогали советские специалисты (черная металлургия, добыча никеля, электроэнергетика, геологоразведка, нефтехимия), чехи и словаки (транспортное машиностроение), китайцы (текстильная промышленность, производство цемента, сельское хозяйство), поляки (верфи) и восточные немцы. В создании Академии наук Кубы активное участие приняли специалисты из Чехословакии.

Всего на конец 1964 года в МИНИНДе работало 640 иностранных специалистов, в том числе 492 — из социалистических стран. Около двух тысяч кубинцев в 1964–1965 годах были обучены прямо в процессе строительства и пуска на Кубе новых заводов. Много граждан Кубы училось за границей, и Че всегда придавал этому первостепенное значение. На 31 декабря 1964 года по линии МИНИНДа за рубежом учился 1271 кубинец, в том числе 858 — в вузах, 222 проходили подготовку по инженерно-техническим специальностям, 191 — стажировался на высокую рабочую квалификацию.

Несмотря на теоретические расхождения с Москвой по вопросам экономической политики (хозрасчет против БФС), Че всегда с большой благодарностью отзывался о советской помощи Кубе. Он признавал, что Куба строит социализм в гораздо более «комфортабельных» условиях, чем окруженный врагами Советский Союз после 1917 года. То же самое он говорил, сравнивая Кубу с европейскими социалистическими странами. Тем пришлось начинать социалистическое строительство после самой разрушительной войны в истории человечества, и СССР (потерявший почти половину всего накопленного национального богатства) не мог тогда оказать новым союзникам мощную экономическую помощь, особенно в сфере новых технологий. К тому же, отмечал Че, уровень экономического и культурного развития Кубы в 1959 году был выше, чем в некоторых социалистических странах (например, в Албании, Болгарии или Румынии).

Тем не менее горячая признательность в адрес СССР не мешала Че высказываться прямо и открыто по тем вопросам научно-технической политики, где он не соглашался с советской точкой зрения. Например, он считал, что в СССР неправильно относятся к кибернетике, объявленной одно время лженаукой. Но все это было далеко от огульного критиканства китайского образца — Че считал, что его товарищеская критика поможет русским исправить ошибку. Ведь и они помогли ему изменить ошибочный взгляд на индустриализацию Кубы.

Взявшись за модернизацию кубинской экономики по новому лекалу, Че, естественно, уделял первостепенное внимание сахарной промышленности. И это было понятно.

До революции сахар давал Кубе 80 процентов валютных поступлений, а плантации сахарного тростника занимали 70–75 процентов сельскохозяйственных угодий страны ^[207]. На «сладкое золото» работали 25 процентов трудоспособного населения, хотя работа эта имела ярко выраженный сезонный характер. Во время сафры на полях гнули спину почти полмиллиона человек, в обычное время было достаточно и 25 тысяч.

Другой особенностью «кубинской сахарницы» было то, что до революции она обслуживала только одну страну — США, и американцы этим беззастенчиво пользовались, постоянно угрожая (причем самым разным кубинским режимам) за «плохое поведение» снизить квоту на закупку кубинского сахара.

Наконец, хотя до 1959 года Куба была крупнейшим в мире производителем сахара ^[208], эта отрасль, по оценкам Всемирного банка, уже прекратила расти и находилась в отсталом техническом состоянии (почти не применялись удобрения, не выводились новые сорта сахарного тростника и т. д.). Американцы потеряли к кубинскому сахару интерес ^[209] и предпочитали финансировать более интересный для их ВПК кубинский никель.

Заметим, что среди кубинской городской интеллигенции (а именно из этого слоя поначалу вышли основные лидеры «Движения 26 июля») было распространено не просто пренебрежительное, но подчас и резко негативное эмоциональное отношение к сахарной промышленности. Сахар ассоциировался с рабством, эксплуатацией, внешней зависимостью и отсталостью страны. И во всем этом был свой резон.

Однако аналитики ЦРУ не зря считали Че «сухим и расчетливым» ^[210] — когда речь шла об экономике, министр промышленности руководствовался только точными фактами и объективными оценками, но никак не эмоциями. В 1963 году Че так разъяснял свою «просахарную» позицию: «Вся экономическая история Кубы продемонстрировала, что ни одна другая сельскохозяйственная деятельность не сможет дать нам таких доходов, как выращивание сахарного тростника. В начале революции многие из нас не осознавали этот базовый экономический факт из-за фетишистской идеи, связывавшей сахар с нашей зависимостью от империализма и с нищетой в сельской местности…»³⁴³

Революция привела к массовой миграции сельского населения в города, что было связано не только с начавшейся индустриализацией, но и с повышением заработной платы в промышленности. Уже в 1961 году былая массовая безработица на селе сменилась нехваткой рабочей силы на сафре. Че отреагировал призывом помочь на уборке тростника добровольным трудом горожан и, естественно, сам подал пример.

Никогда ранее не сталкивавшийся с сафрой, Че работал мачете весь световой день, задыхаясь от пыли. У него обострилась астма, но окружающие этого не замечали. Министр работал на уборке целый месяц не ради показухи, а чтобы лучше понять, как механизировать отрасль.

Всего в жатве 1961 года приняло участие 200 тысяч добровольцев. Че считал это важнейшим достижением с точки зрения воспитания «нового» человека, но понимал, что с экономической, а главное, технологической точки зрения это всего лишь временное решение.

Для Че всегда в центре внимания был человек, поэтому с самого начала он решил взяться за механизацию сахарной промышленности, чтобы облегчить каторжный труд рубщиков — мачетеро. Тем более что этот труд он опробовал на себе.

Однако неожиданно выяснилось, что механизация уборки и погрузки тростника — дело с экономической и технологической точек зрения спорное, если не сказать вредное.

Во-первых, при уборке комбайнами (некоторые модели таких машин уже испытывали, например, в США и Австралии) тростник не очищался от отходов (как это делали при рубке мачетеро) и его было куда как затратнее перерабатывать. Приходилось запускать отдельный процесс очистки, что увеличивало себестоимость производства. Во-вторых, комбайны при уборке портили насаждения, что затрудняло выращивание нового тростника. В-третьих, комбайны быстро ломались из-за каменистости или неровности почвы — а на Кубе практически на всех плантациях были проложены каналы для дренажа и орошения, да и камней хватало. В-четвертых, рабочие до революции активно противились механизации, справедливо думая, что она приведет к их увольнению или сокращению зарплаты. Эти стереотипы никуда не делись и после 1959 года.