Но это невозможно.
В дни, последовавшие за встречей с родителями, я ушла в себя. Кристер впервые не получал всего моего внимания и, возможно, даже слегка испугался моей отстраненности. Несмотря на то, что до вернисажа оставалось всего каких-то несколько дней, он сохранял спокойствие и всего лишь раз потерял самообладание.
Каждый день я отправлялась в дом с сопровождаемым проживанием в Хэгерстене. Пыталась познакомиться поближе с матерью в новом обличье и, насколько это было возможно, разгрузить отца. Подготовить его к тому, что летом я буду жить на Готланде.
Вечерами я продолжала играть роль образцовой невестки, но, оставшись наедине с Кристером в его комнате, уже не могла сохранять эту мину. Я замечала его плохо скрываемое раздражение, но брать себя в руки не собиралась.
– Зачем ходить туда, если тебя это только удручает? Она все равно не узнает тебя, и потом, там есть персонал, обеспечивающий уход.
Отдавая себе отчет в том, что Кристеру никогда меня не понять, я наугад сказала неполную правду:
– Я хожу туда ради отца.
Он замолк, но я заметила, что за молчанием скрывается некая неудовлетворенность. И это была правда.
– Вообще-то я тоже был бы признателен тебе за поддержку. Думаю, ты до конца не понимаешь, как я нервничаю и какое одиночество испытываю с приближением субботнего вернисажа. Ведь я изливаю и обнажаю в картинах свою душу, и сейчас, когда картины будут распроданы, мне кажется, будто я теряю частицу себя самого.
Думаю, он приблизительно так выразил свою мысль. Я до сих пор жалею, что не задала ему крутившийся на языке вопрос: «Зачем тогда ты это делаешь?»
Было бы ложью утверждать, что в эти недели я сознательно начала сомневаться. Напротив, я делала все, что было в моих силах – лишь бы сохранить завоеванное мною счастье в любви. Стесненное дыхание и тяжелые удары сердца по ночам я вначале списывала на простуду, но эти состояния не проходили, и находить им оправдание становилось трудно. Мне не хватало собеседника, я тосковала по утраченным друзьям. В предрассветный час я мучилась сомнениями и, будто разделенная на части, вступала в схватку с самой собой. Иногда я вставала на позицию язвительной защиты, как будто хотела оправдать некий совершенный мною поступок, в котором неудобно признаться.
Хуже того: на дне хаоса меня застигала врасплох нежеланная тоска по Хенке.
Но передумать сейчас, вопреки моему обещанию, означало бы – предать, а моя квота вины была уже исчерпана.
Дорогое платье из бутика моей будущей свекрови. Наложенный ее рукой макияж и сделанная с помощью ее заколок прическа. Невеста художника была готова к первому вернисажу будущего мужа.
Мы приехали на такси втроем, у входа в небольшую галерею нас приветствовали шампанским. Кристер держался собранно, но когда я взяла его за руку, ладонь была влажной от пота. В зале собралось двадцать с небольшим человек. Казалось, Лиллиан знала всех лично. Она обошла зал по кругу, приветствуя гостей, которые потом по очереди подходили и поздравляли Кристера. Самочувствие мое немного улучшилось, и я позволила себе проникнуться радостной атмосферой. Никогда не любившая привлекать внимание к собственной персоне, я с удивлением обнаружила, что мне льстит интерес окружающих ко мне в статусе девушки Кристера. В лучах его славы я тоже не оставалась незамеченной.
Выпив три бокала шампанского, Кристер выступил с речью. В течение сорока пяти минут начинающий художник подробно рассказывал о концепции каждой картины и использованной им технике. Когда он умолк, Лиллиан подняла бокал в его честь, и в зале опять стало шумно. Кристер интересовался, когда подойдут культурные обозреватели из газет, но Лиллиан отмахивалась от его вопросов. От шампанского кружилась голова. Кристер был опьянен вниманием и напитком, и мы проскользнули в офисную часть галереи. Нам вполне подошел укромный уголок за занавеской – мы стояли и обнимались, поддавшись желанию, которое прежде сдерживали. Нас прервал телефонный звонок, спустя мгновение кто-то прошел мимо в сторону офиса, чтобы ответить. Застыв, мы старались не хихикать.
– Ну да, все идет, как Лиллиан планировала. Похоже, она собрала всех знакомых шишек, и они прохаживаются там с умным видом и заинтересованной миной. Но мне, признаться, жаль парня. И я уже жалею, что сдал мамаше галерею на все лето, потому что, если ей удастся продать хотя бы одну картину, я, черт возьми, съем свою шляпу. Заходи завтра – сам увидишь: откровенно говоря, такие картины и выставлять-то неудобно, но деньги Лиллиан нам, конечно же, не помешают.
Как быстро наступает реакция. Один подслушанный разговор, и боль внезапно растекается по всему телу.
Не помню, как мы покинули каморку. В следующем эпизоде, который сохранился в моей памяти, мы снова в зале, и Кристер ведет себя, как ни в чем не бывало. Так же приветствует всех, улыбается, принимает поздравления и не противится объятиям Лиллиан.
Изменилось лишь одно.
Он поджал губы и избегает моего взгляда.
После окончания вернисажа планировался банкет в баре «Художник» с друзьями Лиллиан. Она заказала столик на пятнадцать человек, но к нам присоединились только четверо, остальные по разным причинам не смогли. Лиллиан ликовала по поводу удавшегося дня и заметила, что многие высказывали желание приобрести полотна. И не беда, что во время самого вернисажа ни одной картины не продали.
В тот вечер Кристер напился. Я никогда не видела его таким пьяным. Он отвергал все мои попытки пообщаться с ним, и я с ужасом ожидала предстоящей вспышки гнева в адрес Лиллиан. К моему удивлению, ее не последовало. Ни в тот вечер, ни на следующее утро, ни в течение следующего дня. А вечером, когда мы легли, я спросила, взяв его за руку:
– Как ты себя чувствуешь?
– В каком смысле?
– Просто я думала, что.
– Ой, ну, конечно, полагаю, этот опыт был необычайным. Знаешь, Будиль, что бы ты там ни считала, вовсе не обязательно все время что-то чувствовать. Иногда надо подчиниться воле разума, а не преувеличивать значение всех этих чертовых эмоций.
– Ладно.
– И не надо все время во все вмешиваться.
– Согласна, не надо.
– Даже если у тебя есть свои представления о том, каким я должен быть и кем стать, нечего перекладывать на меня свои собственные мечты и ожидания, понимаешь? Я не твоя собственность. Если тебя это не устраивает, можешь найти себе кого-нибудь другого, чтобы управлять и манипулировать им с помощью своих мелких трюков и ухищрений.
Потом он отвернулся от меня и в скором времени, к своему удивлению, я услышала, что он уснул. Я же несколько часов лежала, не смыкая глаз, пытаясь понять. Мне было невдомек, за что он меня отчитал, но, возможно, сама того не замечая, я этого заслужила? Я пребывала в полной растерянности.
На следующее утро меня разбудили радостные голоса, доносившиеся из кухни, а мгновение спустя Кристер подал мне завтрак в постель. Казалось, ночного разговора не было вовсе. Кристера переполнял энтузиазм по поводу предстоящей поездки на Готланд, и он сказал, что, если я захочу, мы можем поехать туда пораньше. И я, дурочка, убедила себя, будто таким образом он просит прощения. Будто теперь все будет по-другому.