Авраам Линкольн - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Олейников cтр.№ 90

На западе армия генерала Конфедерации Брэгга шагала по Кентукки, обещая населению «вернуть свободу», которой оно было лишено «под гнётом жестокого и беспощадного врага». Правда, там ситуация больше напоминала не наступление, а набег; после первого же серьёзного боя Брэгг побежал уже из Кентукки.

А на востоке вся надежда была на Макклеллана, постепенно нагонявшего армию Ли. Линкольн стал завсегдатаем телеграфного офиса Министерства обороны, немедленно реагируя на каждое сообщение из действующей армии. Напряжённое ожидание порождало бессонницу; 12 сентября телеграмма президента со словами «Как дела?» была отправлена в четыре утра . Утром 15-го числа пришла телеграмма от Макклеллана, рапортующего о «славной победе» и «отступлении противника в панике». Однако поводом для такого ликования стало всего лишь оттеснение арьергардов, прикрывавших армию Ли, готовившуюся к генеральному сражению. Главные силы южан, развернувшиеся в ожидании боя, Макклеллан увидел только днём, и у него тут же начался приступ старой болезни: во-первых, генерал был убеждён, что у Ли двойное численное превосходство (хотя в тот день вдвое больше войск было как раз у северян ); во-вторых, он не хотел атаковать без тщательно разработанного плана и потратил более суток, за которые к Ли подошли резервы.

Сражение при реке Антиетаме началось только 17 сентября. Вместо одновременного удара превосходящими силами с разных направлений наступление корпусов и дивизий шло поочерёдно и было плохо скоординированно, что позволяло Ли перебрасывать подкрепления со спокойных участков на угрожаемые и отбивать атаки. Впрочем, удавалось это с трудом: солдаты с обеих сторон весь день сражались с редким ожесточением. Этот день стал самым кровавым не только за время Гражданской войны, но и за всю историю США: не менее шести тысяч убитых, около семнадцати тысяч раненых (вчетверо больше, чем в день эпической высадки в Нормандии 6 июня 1944 года).

Ли отодвинулся, но удержал фронт. Туманным утром 18 сентября командующий северян ещё не знал, кто победил в отчаянной битве. Он докладывал в Вашингтон, что намеревается продолжить атаки, потом решил, что сделает это на следующий день… Но в ночь на 19-е число Ли приказал своим сильно поредевшим войскам возвращаться в Вирджинию. «Мэриленд, мой Мэриленд» больше не пели.

У Макклеллана был приказ Линкольна «уничтожить армию мятежников», по крайней мере гнать её на юг, навязывая новое сражение; но генерал настолько гордился тем, что заставил Ли отступать, что и без этой «детали» объявил свой успех грандиозным. Преследование южан было недолгим и символическим; армия с удовольствием выполнила приказ отдыхать. В письмах жене «Мак» выставлял себя великим полководцем, проведшим блестящее сражение, создавшим «произведение военного искусства», спасшим страну, побившим Ли с помощью «разбитой, деморализованной армии» . Изголодавшиеся по хорошим новостям газеты также поспешили объявить о «славной победе», о «великой победе», о «наконец-то победе в великой битве» . В реальности это был «выигрыш по очкам». Но даже такая неявная победа оказалась поворотным пунктом в истории всей войны.

В понедельник 22 сентября в полдень президент Линкольн созвал членов своего Кабинета. В ожидании, пока все рассядутся, он обсуждал новую книгу знаменитого тогда писателя-юмориста Артемуса Уорда. Президент даже прочёл вслух короткий рассказ о «долгоруком мстителе» из провинциального городка, обрушившем свой гнев на восковую фигуру Иуды из передвижной выставки «Тайная вечеря». Все, кроме вечно сосредоточенного Стэнтона, рассмеялись.

А потом президент вдруг взял совершенно серьёзный тон:

«Джентльмены! Вы знаете, как много я размышлял о соотношении этой войны и рабства, и вы помните о воззвании, с которым я познакомил вас несколько недель назад. Тогда по предложению некоторых из вас оно было отложено… Теперь, я думаю, время пришло. Я бы хотел, чтобы это было более благоприятное время. Я бы хотел, чтобы условия были более подходящими… Но когда мятежники вторглись в Мэриленд, я дал себе слово, что как только мы их оттуда выгоним, я обнародую „Прокламацию об освобождении рабов“. Я пообещал это себе и (после некоторых колебаний) нашему Творцу. Армия мятежников отступает, и я выполню это обещание».

Судя по дневниковой записи «Нептуна» Уэллса, для Линкольна обещание Творцу было способом понять Его волю: если после этого Всевышний дарует победу в предстоящем сражении, значит, благословляет дело освобождения рабов. Господь рассудил «в пользу рабов», что ещё больше укрепило президента в его намерениях .

В заключение Линкольн добавил: «Я не сомневаюсь, что многие сделали бы эту работу лучше меня, однако раз уж я занимаю этот пост, я должен сделать всё, что могу, и принять на себя всю ответственность за курс, которым считаю необходимым следовать» . Потом Линкольн взял четыре странички своего черновика и начал читать вслух, чтобы дать возможность членам Кабинета внести поправки:

У секретаря Стоддарта, который копировал текст для Конгресса и официальной публикации, руки от волнения дрожали так, что он испортил пару листов бумаги.

На следующий день телеграф разнёс слова по всей стране. Они легли на сотни тысяч газетных листов, иногда под чрезмерно оптимистическими заголовками вроде «Рабовладение практически истреблено». Меру радости сторонников освобождения рабов на Севере можно сравнить только с силой гнева рабовладельцев на Юге. Здесь Линкольна называли «дикарём», «одержимым демонами», «разбойником с большой дороги». «Преступная» прокламация означала, что в новогоднюю ночь 1863 года вместе с двенадцатым ударом часов рабовладельцы Конфедерации лишатся, пусть пока номинально, собственности на фантастическую сумму в четыре миллиарда долларов ^[41] — и это только стоимость рабов, без учёта созданной для обеспечения подневольного труда инфраструктуры, потери всех запланированных доходов. Вся социальная и экономическая система Конфедерации окажется вне закона, и в случае поражения её «самобытный институт» исчезнет навсегда. Джефферсон Дэвис объявил, что республиканцы наконец-то сорвали «конституционную маску» и приступили к тому разрушению страны, которое задумали ещё до президентских выборов 1861 года. Генерал Макклеллан решительно отмежевался от республиканской администрации, правда, пока в частном письме, в котором написал, что вместе с «Прокламацией об освобождении рабов» Линкольн превратил систему народоправства в тиранию , подтвердив тем самым характеристику, данную ему министром Чейзом: генерал, без сомнения, вполне лоялен к стране, но совершенно нелоялен к её правительству .