Авраам Линкольн - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Олейников cтр.№ 33

Может быть, поэтому, когда в конце 1850-го — начале 1851 года от Джона Джонстона снова пошли панические письма о тяжёлом положении Томаса, Авраам решил, что сможет отложить поездку. 12 января он писал:

В ответ пришла печальная весть: 17 января отец умер. Линкольн смог выбраться к нему на могилу только весной. Унаследованную от отца землю (80 акров) он продал Джону Джонстону за символическую сумму в один доллар, оговорив, что доходы с этой земли будут обращены на обеспечение матушки Сары, пожелавшей остаться доживать свой век в той же хижине, в которой она жила с покойным мужем .

В память об отце Авраам и Мэри назвали своего младшего сына, родившегося в апреле 1853 года. Большеголовый Томас рано получил семейное прозвище Тад, которое в семье практически заменило его имя.

С рождением Тада ушла в прошлое пора беспрестанных потрясений. Семейная жизнь стала входить в размеренный ритм стандартов среднего класса: доход Линкольна достигал четырёх-пяти тысяч долларов в год , тогда как для хорошей жизни в Спрингфилде того времени было достаточно 1500 долларов . Линкольны могли позволить себе держать прислугу, хотя Мэри относилась к ней требовательно до придирчивости и при этом была скуповата. Одной из помощниц по хозяйству Авраам втайне приплачивал 75 центов, чтобы та не перечила его супруге .

Впрочем, многое по дому приходилось делать самим: Мэри шила, готовила, убирала дом, а Авраам ходил в лавки, кормил и чистил лошадь, доил корову, содержавшуюся на заднем дворе дома. Ему же «по старинке» приходилось пилить и колоть дрова. Один из соседей запомнил, как однажды стук топора разбудил его сильно за полночь. Сосед выглянул в окно и увидел, как при полной луне белеет рубашка Линкольна: известный юрист, вернувшийся из очередной поездки, засучив рукава, рубит дрова, чтобы приготовить себе поздний ужин .

Авраам удивлял жителей Спрингфилда особой, даже чрезмерной привязанностью к младшим сыновьям. Человеку его круга не пристало нянчиться с малышами — а он охотно нянчился, и за глаза его стали называть «наседкой» . Когда мальчики немного подросли, он катал их по улице вдоль дома в «повозке» наподобие детской коляски и при этом поглядывал в прихваченную с собой книгу. Как-то раз соседи видели, как, увлёкшись чтением, Авраам не заметил, что один из малышей вывалился наружу. Позже Авраам брал детей в долгие прогулки за город: мальчики шли, ухватившись за огромные руки отца или за полы его пальто, и слушали его рассказы и пояснения. Если младший, Тад, начинал хныкать, что устал, Авраам нёс его домой на шее или на плече.

— Мистер Линкольн, он уже большой мальчик, не пойти ли ему самому?

— Но его ножки так утомились!

В общем, как вспоминали соседи, «он был самым снисходительным из всех родителей: его дети буквально могли скакать по нему, а он совершенно не мог противостоять их надоедливости» .

Мэри была строже к детям, но гордилась ими не меньше. В 1853 году она хвалилась Робертом: «Наш старший в десять лет учит латинский и греческий!» Линкольн, памятуя о своём детстве, стремился дать Бобу лучшее в Спрингфилде образование; он планировал отправить сына в знаменитый Гарвард. Младших же представляли гостям на сравнительно частых вечеринках с особой торжественностью: наряжали, а потом выводили к «публике», демонстрируя, как славно они умеют петь, танцевать, читать стихи… Потом мальчишки с удовольствием носились по пёстрому ковру гостиной, в которой в обычные дни матушка играть не разрешала . Когда же Тада и Вилли уводили, Мэри долго и неустанно их расхваливала, утомляя гостей и испытывая терпение Авраама, — к счастью, в этом вопросе безграничное.

Терпение, готовность к взаимным уступкам — важный секрет прочного супружества. В 1850-х годах Линкольну приходилось непросто: потрясения, пережитые Мэри после смерти отца и сына, сильно повлияли на её душевное состояние. Склонность к переживаниям вдруг стала прорываться страхами и фобиями: миссис Линкольн вскрикивала по ночам от кошмаров, боялась неожиданного пожара или проникновения в дом какого-нибудь незнакомца. Взрывы её чрезмерной эмоциональности могли закончиться резкой депрессией или изматывающей истерикой. Через слуг и соседей распространились и осели в книгах рассказы вроде таких: однажды Мэри, рассерженная, что муж не реагирует на просьбы подбросить в камин дров, сунула полено ему под нос, да так резко, что разбила нос до крови; в другой раз супруга якобы погналась за Авраамом с кухонным ножом через палисадник на улицу, и только там, устыдившись соседей, мистер Линкольн подхватил свою миссис на руки и занёс обратно в дом со словами: «Чёрт возьми, сиди дома и не позорь нас перед всем светом!» Ещё как-то раз, пока Линкольн был в лавке, Мэри впала в неистовство и пару раз огрела рукояткой швабры его друга Якоба Таггерта, решившего попенять ей на неподобающее поведение. Якоб тут же отправился к Аврааму с требованиями извиниться за жену и как-то повлиять на неё. Линкольн же отвечал «спокойно, вежливо, очень дружелюбно, с примесью досады и печали: „Дружище Тайгер (то есть „тигр“ — так Линкольн прозвал друга по созвучию с фамилией. — Д. О.), может, во имя нашей дружбы ты стерпишь эту несправедливость, причинённую тебе потерявшей голову женщиной, ибо мне приходится терпеть такое без всяких жалоб и причитаний уже пятнадцать лет“» .

На основании подобных «свидетельских показаний» друг и коллега Линкольна Херндон заложил в своём жизнеописании президента традицию негативного восприятия Мэри, оценив их брак как трудный и даже неудачный («Ему было нелегко нести такое тяжёлое бремя, и он нёс его с печалью, но без ропота» ). Однако многие более поздние исследователи считают такое восприятие Херндоном миссис Линкольн следствием их извечной взаимной неприязни: Херндону раз и навсегда было отказано от дома Линкольнов, и он делал все выводы, основываясь на наблюдениях исключительно «снаружи». Совершенно по-другому звучат отклики родственников, знавших семью «изнутри» и критически воспринимавших выводы Херндона. Сестра Мэри, Фрэнсис Уоллес, негодовала: «Не понимаю, почему люди берутся объявлять домашнюю жизнь Линкольна несчастной; лично я никогда не видела ничего, чтобы дало бы мне повод думать, что они несчастны. Он был привязан к своему дому, а для миссис Линкольн был буквально всем, она боготворила его, была целиком предана ему и детям. И он был для неё всем, чем должен быть муж» .

«Они понимали друг друга с полуслова, — свидетельствовала сестра Мэри, Эмили, а она не только тесно общалась с Линкольнами, но и прожила в их доме зиму 1854/55 года накануне замужества . — Мистер Линкольн умел смотреть поверх импульсивных слов и поступков, он знал, что жена предана ему и его интересам. Жили они спокойно, неброско. Мэри любила читать и сильно интересовалась политическими взглядами и стремлениями мужа. Она гордилась домом, сама шила на себя и на детей. Она была жизнерадостным человеком и интересным собеседником, была в курсе всех событий. Автор этих строк наблюдала мистера и миссис Линкольн на протяжении шести месяцев, изо дня в день, и не видела ничего, что бы говорило о их „несчастливой“ семейной жизни» .