– Вирява, можно тебя на минуточку? – отвожу ее в сторону. – Ты, что с Мэни? Деточка, не надо так на меня смотреть.
– Не осуждай меня.
– Я не осуждаю, просто, хоть он и хороший парень, но ты его совсем мало знаешь.
– И что? Знаешь, я живу уже двести тысяч лет на свете. И за это поняла, что нужно получать от жизни все, что она готова тебе дать. Когда она тебе дает кусок счастья, а это редко случается, нужно брать. Может, это не – надолго, но за всю жизнь у меня не было таких счастливых минут. Он зверски горячий мальчик. Он меня…
– Ой, крестная! – смеюсь, морщу нос, – не нужно подробностей. Что – то всех сегодня на них тянет.
– Я, мальчик?! – Мэни сжимает ее в объятьях. – Там, в лесу ты не поняла, что я мужчина? Пошли, продемонстрирую еще раз.
– Да, ты мальчик, по сравнению со мной. Слышал сколько мне лет?
– Слышал, ты очаровательная старушка.
– Эй! – бьет его по плечу.
– Так, женщина, сейчас, буду учить тебя, как нужно обращаться со своим любимым мужчиной.
Хватает ее и закидывает на плечо. Вирява, кричит, лупит его по ж…, по спине. Получила от него предупредительный шлепок по тому же месту. Он, не чувствуя ноши, побежал к лагуне. У самой воды, перевернул ее лицом к себе и поцеловал, потом бросился с ней в воду.
Я так давно не хохотала. Вилард обнял за живот, перекинул волосы на одно плечо, начал нежно целовать шею, продвигаясь к уху. Откинулась ему на плечо, наслаждаясь его горячими губами. Его пальцы гладят мне живот, ненароком касаясь груди.
С шумом втягивает в себя воздух.
– Мышонок, ты свела меня с ума.
– Ты меня тоже. Но нам нужно возвращаться. Я хотела еще детей навестить. И Саша нас потерял. -Вилард резко разворачивает лицом к себе.
– Никаких Сашей!
– Ты моя! Ясно?
– Ясно! – смеюсь и целую своего ревнивца.
Часть третья
Глава первая
Вилена.
Я живу в постоянном аду. Прошло уже десять лет, с того момента, когда я потеряла все! Сестру, мою любимую Писинею, любимого мужа, Демитрия. И … дочь, моего светлого ангелочка.
Эдгард, как зверь разорвал, уничтожил все, что мне дорого. Еще он уничтожил меня. От меня осталась только оболочка. Он вырвал из меня душу!
Первый год я его ненавидела. До одури, до скрежета, до искр из глаз. Ненавидела, когда он приходил и как обезумевший брал меня жестко. Как – будто доказывал мне и себе, что я принадлежу ему. Потом опускался на колени, сжимал меня до боли и нежно целовал в живот, по его лицу катились слезы, и он повторял:
– Прости, любимая. Я не могу без тебя. Я знаю, я безумен. Я безумно тебя люблю.
– Иди к жене, к сыну! Отпусти меня. Ты и так принес в мою жизнь столько боли. Я тебя ненавижу! Ты мое проклятье. – горькие слезы встали в горле.
– Ты, думаешь я не пытался? Поверь, я хотел бы, но это сильнее меня. Мне нужна жена, мне просто нужен был наследник. Если бы боги сжалились, и ты родила мне ребенка. Я встретил тебя слишком поздно. Я уже был женат и она, уже, была беременна. Я хочу от тебя ребенка. Я буду любить его как никого в этой жизни. И он примет мою любовь, которую ты топчешь каждый день.
Отталкиваю его и бью по щеке.
– Никогда! Слышишь? Никогда не буду твоей! Ты взял мое тело, но душу я тебе не отдам.
В его глаз огонь. Черт! Я знаю к чему он ведет. Пячусь от него. Тело, говоришь мое? Значит я возьму то, что принадлежит мне!
– Нет! Не смей!
Из его рук вылетает черный дым, он подхватывает меня. Бьюсь, как в агонии. Я не переживу этот ужас, опять, так скоро.
Думка аккуратно укладывает меня на кровать, стягивает руки, как цепями, не вырваться, и приковывает меня к спинке кровати. Бьюсь ногами, со всем остервенением. По ним ползет, как змея, хватает меня за щиколотку, одну ногу приковывает к одной стороне. Другую к другой стороне.
Дрожу от страха. Я голая, распятая, для его удовольствия. Из меня вырывается крик отчаянья.
– Вилена, не нужно. Я буду любить тебя долго, лучше расслабься.
Он скидывает с себя одежду. Не будь он жестоким убийцей, я бы восхитилась его восхитительным телом. Но, хоть он дьявольски красив, суть в нем такая же.
Нежный поцелуй превращается в более настойчивый. Никогда не отвечаю. Он спускается ниже, со стоном берет в рот мою грудь. В меня упирается его мужское естество.
– Нет, пожалуйста, не нужно. – всхлипываю.
–Ты знаешь, я не могу остановиться. – толчком входит в меня…
Прошло уже десять лет, как я попала в плен к темному королю.
Мне стыдно и горько, но я, уже жду, что он придет, мечтаю об этом. Точнее не я мое тело. Оно предало меня. Оно с радостью отдается этому зверю, покоряется его неуемному желанию.
Когда он уходит я прихожу в себя. Реву. В ванной, с остервенением стираю с себя следы нашего преступления. Следы его поцелуев, его запах, он впитался в меня. Кожа до сих пор горит, в том месте, где касались его руки. Тело отмою, а душу? Она запятнана.
Я выхожу из ванной.
– Вилена, мне нужно съездить домой, к жене к сыну. – он обнимает меня, целует меня в шею.
Опять горю. Ко всему этому, во мне разгорается ревность. Я не должна ее чувствовать, но она кипит во мне.
– Мне все равно. Можешь не возвращаться. – я вру ему. Сердце молит о том, чтобы он вернулся, тело о том, чтобы взял меня.
– Ты врешь и мне и себе. Я чувствую тебя, твои мысли. Перед кем ты играешь в благочестие? Признайся хоть самой себе, что я тебе не безразличен
В земном мире есть такое психологическое состояние. Его называют “стокгольмским синдромом”. Это болезнь. И я, похоже, поддалась ей. Я чувствую симпатию, вожделение к нему.
По началу я пыталась бежать с острова. Он разрешал мне превращаться в птицу, но остров был окутан какой – то магической сеткой. Я обжигалась, долетая до нее.
В последствии узнала, что это алхимия. Какой – то камень генерировал его магическую силу, против которой моя сила была бесполезна.
Самое страшное, я начинаю понимать его чувства. Понимать и принимать. Он просто сильно любит, и поэтому не смог, видеть меня с другим мужчиной.
Несмотря ни на что, я его люблю. Я больна! Он убил, отнял все у меня. А я его люблю. Это ли не болезнь, зависимость от него. Он приручил меня, как какого – то зверя.
Меня терзают противоречивые чувства. Мне жаль его жену, она тоже его любит. И сына тоже жаль.
Эдгард все время проводит со мной, не уделяет внимание семье. Но сейчас я не смогу без него, я стала уязвима, нет больше той самодостаточной свободной женщины.