История разведенной арфистки - читать онлайн книгу. Автор: Авраам Бен Иегошуа cтр.№ 53

– Что ни говори, а меня лично и возмущает, да и раздражает то, что хареди, всего лишь сосед, первым узнает о решении моей матери вернуться в Иерусалим… Не менее подозрительно мне и то, с какой скоростью этот человек поспешил появиться здесь с этой горой фруктов…

– Может быть, это идея его жены.

– Нет, это придумал он сам. Потому что его жена – я узнала это от его внука – больна настолько, что она уже даже не сознает, что с ней и кто она. Это все он. Но почему? Что ему до того, вернется мама сюда или нет?

– Ты не понимаешь? – удивился Ури. – В нашем общем прошлом, когда я удивлялся, что твои родители много лет живут по соседству с ультрарелигиозными евреями, ты обычно объясняла мне, наполовину всерьез, что существуют такие ультрарелигиозные, чье соседство повышает удовольствие от соприкосновения, от собственного их секулярного образа жизни. Но возможно и обратное: секулярный, открытый образ жизни твоей матери придает еще более возвышенный смысл их собственной религиозности. Когда ты по субботам играла на арфе, он всегда восхищался тобой, говоря, что ты могла бы играть даже в Храме.

– Ну что ж, в этом, будем считать, что-то есть. Но, кроме всего прочего, существует еще что-то: старый адвокат, например, который все время бродит поблизости вокруг да около и спит и видит, как бы продать эту квартиру парочке непримиримых ультраортодоксов, суперхаредим, из породы тех евреев, которые делают жизнь окружающих непереносимой – в особенности для тех, которые менее ультра, чем они сами.

Говоря все это, она поставила две небольшие тарелки, положив на каждую большую гроздь винограда, добавив грушу и персик и засыпав все это вишней, а рядом положила два маленьких ножичка, сказав:

– Вот, Ури, чем мы сейчас с тобой займемся.

Он недоверчиво оглянулся, а затем, взяв ножичек, принялся очищать грушу; немного поколебавшись и не спросив разрешения, перегнулся и точно так же начал очищать грушу для нее, но когда очередь дошла до персика, сок, брызнув, залил его едва ли не с ног до головы.

– Ну вот… надо быть поаккуратней. Смотри, ты забрызгал весь твой нарядный пиджак. Снял бы ты его, а? А заодно и галстук. Помнится, ты редко когда оставлял пятна. И, кстати – откуда появился этот галстук?

Он нашел это все забавным, как если бы его экс-жена была актрисой, играющей роль жены, которой она когда-то была, и, подобно солдату, получившему благоразумный приказ, он снял свой пиджак и галстук, расстегнул на рубашке верхнюю пуговицу, сел и вернулся к занятию, которое прервалось столь пачкающим образом, – продолжил очищать от кожуры персик.

– Странно, – сказал он, – очень странно. – Каким образом ультраортодокс из самого бедного квартала в Иерусалиме оказался вдруг в Галилее?

– Что в этом странного? После того как правительство понастроило им иешив по всей стране, они превратились в учителей и пользуются большим спросом.

Он кивнул, соглашаясь со словами этой женщины, покинувшей давным-давно свою родину, затем попробовал несколько вишен и виноградин, не выплевывая косточки на тарелку, а, собрав их вместе, выбросил в пепельницу, стоявшую под раковиной, а затем сполоснул руки.

– Странно, – снова произнес он, и видно было, что ему нравится произносить это слово, – насколько ничего здесь не изменилось. С тех пор, как мы были женаты. Даже пепельница – и то та же самая.

– Вот именно – та же самая. Но если бы ты меня не бросил, ты, уверена, уговорил бы моих родителей купить другую… в соответствии с новыми твоими убеждениями. Ты мог бы…

– Не сомневаюсь. У меня с ними были отличные отношения. С обоими.

– Более чем… Они тебя любили по-настоящему. Хони особенно.

– И я любил старую эту квартиру. Не потому, что это был дом твоего детства, а просто ее саму. И это было то место, где мы переспали с тобой в первый раз, а ты потеряла невинность.

– А помнишь ли ты, что ты сказал сразу после этого?

– Что?

– Надеюсь, от этого у нас не будет детей.

– Я это сказал?

– Да. И это имело смысл. Мы были еще так молоды. Зачем нам было становиться родителями так рано?

– Это верно.

– А как я на это реагировала, ты помнишь? «Не волнуйся, Ури. От того, что сейчас произошло, детей у нас не будет».

– Даже тогда?

– Даже тогда я чувствовала, что свою любовь ты держишь под контролем. И тогда уже ты не хотел никаких беспокойств, пусть даже тратя драгоценное свое время на любовь ко мне. Вот почему твои дети ходят теперь в начальную школу, а не занимаются в старших классах.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Может быть, ты принимал мои слова за пустую болтовню. Но я не говорила это просто так.

– Да, на тебя это не похоже.

– И если ты надеешься, что эти наши сегодняшние разговоры включают и впредь занятия любовью, боюсь, что я тебя разочарую.

– Но почему?

– Потому что не хочу, чтобы я или ты ранили твою жену, пусть даже я ничего о ней не знаю, тем более что ты настаиваешь, что она ничем не напоминает меня.

– Абсолютно ничем.

– Но она мне очень важна. Ибо я принесла ей себя в жертву. После того как ты приложил столько усилий, чтобы оставить меня, я знала, что твое сердце, которым ты был ко мне привязан, не даст тебе никогда окончательно привязаться к другой женщине. И так, поскольку в это время я ожидала и надеялась занять место арфистки в каком-нибудь из израильских симфонических оркестров, я поспешила принять предложение из Голландии и исчезнуть с твоего горизонта, дав тебе тем полную свободу зализать раны, завести новые взаимоотношения, так что не думай, будто мы можем повторить прошлое, даже если у меня появилось бы желание и возможность сделать это.

Он, угрюмо поднявшись, прошествовал в гостиную, взял плеть с дивана, поднес ее вплотную к своему лицу, понюхал и, взмахнув, хлестнул по телевизору. Затем отправился в спальню, посмотрел на двуспальную кровать и был поражен, обнаружив поднимающееся больничное ложе, включенное в розетку на стене.

– Это что еще такое? Откуда оно взялось?

– После папиной смерти мама захотела заменить разваливающуюся старую двуспальную кровать новой односпальной, но один молодой инженер, унаследовавший в городском муниципалитете место папы, предложил ей установить старую больничную кровать, переделанную им с помощью сложных электросистем. Если хочешь, можешь испытать, что получилось.

– Ты, часом, не спятила?

– В чем дело? Когда-то ты настаивал, что предпочитаешь спать со мной в двуспальной родительской кровати, а не в моей.

– Потому что твоя была такой узкой. Годилась для подростков, а нам, помнится, было очень важно обоим иметь чуть побольше пространства, чтобы преодолеть наш страх и наше смущение. Потому, чтобы заняться любовью, мы и выбрали кровать твоих родителей. В это время они были за границей, если память мне не изменяет.