Этюд в черных тонах - читать онлайн книгу. Автор: Хосе Карлос Сомоса cтр.№ 32

А теперь финал.

Благодаря доктору Дойлу ужасная история преображается. Вот он, триумф любви! Квентин рассказывает об ужасном преступлении, но отказывается… Это следует повторить! Отказывается назвать имя своей возлюбленной. Мы можем только вообразить, как скверно ему пришлось в полиции (там ведь был Мертон с его шипастыми усами)… Квентина спасло только его сомнительное везение: в случае с Эдвином Ноггсом у него имеется алиби, потому что в ночь убийства Квентин, не имея денег на театр, играл с приятелями в карты. Следовательно, или один человек убил Ноггса, а потом другой человек убил Хатчинса, или Квентин говорит правду. И только приятели выдали тайну дамы и Квентина, желая его спасти!

Когда Дойл закончил, у меня в глазах стояли слезы.

Осталось лишь признать: скандал обрел свои очертания, он был комичен и вполне реален.

— Я сочувствую этой женщине, — сокрушенно признался Дойл. — Эти пылкие Ромео и Джульетта угодили в ужасную историю! Конечно же, супружеская чета уже собрала чемоданы; сейчас они торопятся покинуть Портсмут. А потом будет развод.

— А мистер Квентин Спенсер? — спросил мистер Икс.

— Он до сих пор под стражей, но дама обеспечила ему прочное алиби. Квентина скоро выпустят — это дело дней. И возможно, это ошибка. — Дойл раскурил трубку.

— Будем надеяться, для его же блага, что его не выпустят в ближайшие три дня.

— Три… дня?..

Мистер Икс гордо выпятил грудь под шлафроком:

— Я нисколько не сомневаюсь: через три дня будет убит еще один нищий.

— Симметрия прежде всего, не так ли, мистер Икс? — Дойл улыбался, с удовольствием выпуская дым. — Симметрия ведь так вам по душе.

— Дело не в том, что она мне так уж по душе, просто таков порядок вещей: семь дней, шесть ран, двое нищих, а теперь — четырнадцать дней, девять ран, трое нищих…

— Tiger, tiger, burning bright… Кем задуман огневой Соразмерный образ твой? ^[9] Но из Хатчинса вынули внутренности… И этот замогильный смех, этот холод…

— Отвлекающие маневры.

— Что?

— Доктор, наш тигр, если использовать вашу метафору, — это игривый кот, он хочет нас отвлечь и подсказывает, куда смотреть, чтобы мы отвели взгляд, однако, чтобы связать факты, их вначале следует очистить: семь дней, три раны, двое нищих — это очевидно.

Дойл пригладил усы:

— Преимущество вашей теории, мистер Икс, состоит в том, что нам остается только подождать, чтобы ее проверить.

Подождать.

Нам, обыкновенным человеческим существам, для этого потребно сделать усилие.

А теперь представьте себе, как ждет такое существо, как мистер Икс.

Миссис Мюррей как-то сказала: «Он чего-то дожидается». Однако теперь он был в нетерпении.

Из того, что я постепенно о нем рассказываю, у вас уже наверняка сложилось хорошее или плохое о нем впечатление, но вы даже вообразить себе не можете, каково это — общаться с таким человеком, когда он в нетерпении. Я научилась понимать (чуть-чуть) тех бесчувственных людей, которые вымели его из своей жизни всего в четыре годика. Я понимаю, что выгляжу жестокой, но что я выиграю, если даже здесь, в этой, скажем так, хронике событий необыкновенного и ужасного лета 1882 года в Портсмуте, со всеми его трагедиями, начну искажать факты? А важнейший факт тех дней был таков: мистер Икс в ожидании становился невыносимым.

Два дня он протянул на односложных — и не самых любезных — ответах и игре на своей нелепой скрипке. Он требовал больше лауданума, больше одиночества, меньше открытых штор.

Если я спрашивала моего пансионера, как его самочувствие, он предоставлял мне лишь один внятный ответ в день; если же я решалась повторить свой вопрос по прошествии нескольких часов, он только лаял: «Спасибо, хорошо!» Я отчасти понимала, что с ним происходит: он ведь был так одинок! Одному Господу известно, какого рода утешение предоставлял мистеру Икс его мозг, каким бы чудесным он ни казался. Безумие его, подобно стоимости акций на бирже, с каждым его поступком то росло, то уменьшалось в моих глазах.

Возможно, он был сумасшедший, возможно — гений, а возможно — просто странный субъект.

Дойл, казалось, хорошо его понимал, но теперь и он к нам не заглядывал.

Я отправилась на очередное заседание Медсестер-за-Чаем с немалым чувством неловкости. Зная то, что знала я, я решила быть очень осторожной в своих речах.

Старшая медсестра Брэддок, бросая на меня подозрительные взгляды, завела разговор о детях-бродяжках:

— Их сейчас так много, как никогда, каждое утро играют возле нашей стены… Хотела бы я знать, что их сюда привлекает.

— Надо бы сообщить в… Конечно… — Сьюзи Тренч (живущая в мире, где правят закон и порядок), как обычно, оставила нам многозначительные намеки.

— Да, в полицию, — согласилась Брэддок. — Я тоже об этом подумала. И переговорю с доктором.

— А мне их жалко, — призналась Нелли Уоррингтон.

— У меня вообще все нищие вызывают сострадание — будь то взрослые или дети, — объявила Джейн Уимпол из-под укрытия своего благопристойного козырька.

— Вот почему так отрадно все, что они делают в «Милосердии», — добавила Нелли Уоррингтон. — Благотворительные спектакли — это прекрасная идея.

— «Милосердие» всего-навсего помогает нам умывать лицо, не глядя в зеркало! — проворчала миссис Мюррей из своего темного угла. — Передайте-ка мне пирожки.

— Я, несмотря ни на что, считаю, что это прекрасная идея. Конечно, билеты на их представления мне не по карману, однако деньги тех, кому они по карману, распределяются между самыми бедными…

— Ах, Нелли, ну конечно. «Мы счастливы, потому что едим „Мерривезер“», — продекламировала Сьюзи Тренч и хихикнула. — Ведь эта кондитерская им покровительствует!

— Это была прекрасная идея, — не сдавалась Нелли.

А Брэддок шепнула:

— Особенно для кондитерской.

— Они теряют на этом деньги, мисс Брэддок.

— Нелли, какая же ты наивная.

— Я не отношусь к нищим так плохо, как вы, — обиделась Нелли Уоррингтон.

— Кое-кто относится к ним еще хуже, — заметила миссис Мюррей, увлеченно поглощая пирожки. — И боюсь, скоро на пляже объявится еще один…

— Да хранят нас Небеса! — То малое, что было мне видно от лица Джейн Уимпол, кажется, побледнело.

— Я и теперь считаю, что это были пьяные драки, — объявила сестра Брэддок и презрительно сморщилась. — Мой отец их ненавидел. Он боялся превратиться в одного из них… меня и моих братьев он учил не доверять нищим. «От неудачников жди любой беды», — говаривал он. Отец ненавидел бедность. Чурался ее как будто какой-то болезни. «Но это единственная болезнь, в которой виноват ты сам» — вот как он говорил.