Матвею свободного времени почти не оставалось, вычисляли, выслеживали зачинщиков, арестовывали. Для того, чтобы подвигнуть рабочих на забастовки или митинги, зачинщики перевирали факты, искажали. Перепроверять никто из рабочих не удосуживался, да и возможностей не было. Зачинщики, подстрекатели – были из разных партий, но все хотели одного – хаоса, массовых беспорядков.
Тогда можно хаос возглавить, перевести в управляемый, в революцию, стремясь свергнуть власть, стать самим властью. Ни одна партия в реальности не стремилась облегчить жизнь или рабочие условия работающим. Захватить власть было самоцелью, стать главным в стране. Но после февральской революции, когда Николай II отрёкся от власти, народу лучше жить не стало. И после Октябрьского переворота, когда правили уже не Гучков или Милюков, а большевики, условия жизни и работы стали хуже. Да что там условия, если сама жизнь не стала стоить ничего. Захват власти большевиками привёл к гражданской войне, миллионам жертв, массовой эмиграции. Страна с пятого места в мире по промышленному производству скатилась на последнее, к военному коммунизму, когда любую мелочь приобрести можно было по разрешению властей – рабкомов, учкомов и прочих комитетов.
Матвей о грядущих событиях не знал, но чувствовал, как нарастает напряжение в обществе.
И офицеры Охранного отделения в разговорах между собой отмечали это. В 1912 году бастовали уже один миллион четыреста шестьдесят три тысячи человек, а в 1913-м более двух миллионов. Правительству бы срочно предпринять меры, чтобы погасить недовольство, например – сократить на час рабочий день или поднять зарплату. Но многие заводы и фабрики не государственные, а частные и их хозяевам правительство не указ.
Но и этот вопрос при желании можно было решить. Матвей не экономист, но понимал – тянуть нельзя, ситуация может кончиться взрывом, вооружённым бунтом. В России он «бессмысленный и беспощадный». Тогда хозяевам предприятий не заводы свои спасать придётся, а саму жизнь, свою и своей семьи. Конечно, возможности у них есть, как и средства жить за границей. Но в отрыве от родины не каждый может и хочет приспособиться. В Европе другой менталитет и россиянину любой национальности, если он не космополит, некомфортно и неуютно, тоска по родине заест. Сколько талантливых людей эмигрировало в годы лихолетья, а успеха в чужедальних странах добились единицы. Деньги разлетаются моментом, на еду и жильё, а потом кто таксистом в Париже, кто редактором в журнале в Нью-Йорке.
Так ведь не только богатые пострадали. У рабочих и членов их семей возможности выехать не было из-за отсутствия денег, да и полагали – зачем? Уж он-то пролетарий, что у него можно отнять, кроме рук? Оказалось – можно отнять жизнь самого гегемона или членов его семьи или родни.
Выпустить злобного джинна терроризма из бутылки можно, а загнать обратно уже затруднительно, только другой силой, более могущественной, но крови прольётся много.
Матвей тоже не всем доволен был, но считал – идеального правления и политического строя не бывает. Во Франции республика, в Британии монархия, в некоторых странах и вовсе деспотия. А разве француз живёт лучше британца?
Уже в конце лета Матвей по службе попал на митинг. Рабочие после первой смены на Металлическом заводе не разошлись по домам, как обычно, а вышли за ворота на небольшую площадь перед заводом. На импровизированную трибуну в виде пустой бочки взобрался агитатор. «Косит» под рабочего – косоворотка, кепка, порыжевшие от долгой носки и не видевшие ваксы сапоги. Но вот незадача – кисти рук белые, не испачканные машинным маслом. Матвей даже не понял, от какой партии «говорун». Вещал про тяжёлую жизнь простого человека. Речь его одобряли криками из толпы.
– Правильно! Режь правду-матку!
– Что делать-то?
– Ты из каких будешь?
Не только Матвей заподозрил, что «казачок» засланный. Некоторые стали выбираться из толпы. Не всем хотелось тратить время на пустые разговоры, сколько уже их было? «Чревовещатель», как назвал его Матвей, иногда слова говорил для рабочих непонятные. Матвею ясно стало – профессиональный агитатор и образование не ниже гимназии, за станком не стоял никогда и рабочей жизни не знает, а живёт на партийные деньги, добытые экспроприациями. Такие ему были особенно противны.
Дождался окончания митинга, решил проследить за «говоруном», пошёл следом. К удовлетворению своему, увидел, как к агитатору присоединились несколько человек, поддерживавших его криками из толпы. Не иначе как подсадные, проплаченные, чтобы завести толпу. Стоит завладеть вниманием толпы, даже приврать для этого, наиболее подверженных чужому влиянию «завести», как толпа перестаёт понимать голос разума и начнёт творить полное безобразие. Войдя в раж, начнут бить витрины магазинов, ломать фонарные столбы. А уж если попадётся на их пути автомобиль – перевернут, а владельца поколотят. Толпа неуправляема, агрессивна.
Потому Матвею хотелось проследить. Вроде и выучка была, не приближался к агитатору и его сподвижникам, однако – засекли «хвост». Троица завернула за угол. Переулки, проезды и тупички в промышленных зонах глухие. Заборы высокие, производственные здания без окон, за стенами которых громыхают станки. Безлюдно, для грабителей удобно, но их здесь не бывает. Что взять с рабочего человека после смены? А огрести можно, заводские народ физически сильный и решительный.
Матвей повернул за троицей, а они поперёк тротуара. У одного в руках складной нож, который моряки применяют. Лезвие кривое и длинное, в полторы ладони, а уж острое, как бритва. У второго на пальцах правой руки кастет. Таким проломить голову и сломать челюсть – в один удар. Сам агитатор за главного, улыбка нагловатая. Дескать – сейчас поплатится любопытный. Однако Матвей к любому повороту событий готов. Выхватил из кармана «браунинг». Чем пистолет хорош – нет выступающих деталей, вроде спицы курка у револьвера или мушки. «Зализан» пистолет, как будто бы специально для ношения в кармане. Для таких ситуаций Матвей его специально брал.
Оружие для скрытного ношения удобное, у револьвера барабан под одеждой выделяется. А, кроме того – оружие не табельное, надо будет выбросить, можно не сожалеть. А за револьвер отвечать надо, номер оружия за Матвеем числится, казённое имущество.
Вид пистолета в руке Матвея боевиков не остановил, кинулись разом оба. Наверное, полагали, что не станет стрелять, убоится. Не на того напали! Бах! Бах! Два выстрела, оба в голову, как и целил Матвей. Пуля «браунинга» калибром 7,65 мм не очень мощная, при попадании в тело обладает небольшим останавливающим действием, и раненый ещё может совершать какие-то действия. При попадании пули в голову ранение смертельное и мгновенное.
На лице агитатора нагловато-насмешливое выражение сменилось гримасой страха. Он повернулся и бросился бежать. Глупец! Пуля всегда быстрее! А живой свидетель Матвею не нужен. Выстрел между лопаток, потом подошёл к упавшему, контрольный выстрел в голову. Перевернул на спину, обыскал. В карманах абсолютно ничего, торричеллиева пустота. У обычного человека так не бывает. Ключи от квартиры, мелочь для оплаты трамвая, расчёска, портсигар или зажигалка, очки в футляре, носовой платок. Всё вместе взятое или по отдельности. Ощущение, что агитатор специально всё оставил на квартире, на случай задержания. И нельзя понять, кто такой убитый. Впрочем, и у его помощников такая же картина. Матвей не стал задерживаться. Не хотелось, чтобы кто-то увидел его рядом с убитыми. Вышел к набережной, остановился, выбросил пистолет в воду. Так спокойнее. Оружие, уже использованное в деле, он не применял дважды, избавлялся. Как говорится – концы в воду.