Как человек воспитанный, наслышанный о порядках в тюрьмах от сотоварищей, Федосов назвался:
– Федосов Артём Сидорович.
– Федосов, Федосов… – забормотал агент. – Что-то я про вас слышал. Должен сказать – нелицеприятное.
Раздались шаги. Стукач расхаживал по узкой камере, вроде как в волнении.
– Вспомнил! Боже! Это просто чудовищно! Находиться в узилище с негодяем, предателем!
– Позвольте!
– Не позволю! Сейчас потребую от надзирателей перевести меня в другую камеру.
Мартынов в самом деле забарабанил в дверь кулаками. Надзиратель откинул «кормушку», маленькое оконце в двери, через которое передавали миску с тюремной похлёбкой.
– Чего надо?
– Требую перевести меня в другую камеру!
– Местов нет! А будешь ещё стучать, определю в карцер, на хлеб и воду.
Надзиратель «кормушку» с грохотом закрыл, лязгнул запор. Пока стукач ведёт себя правильно. Импровизирует, но идёт к назначенной теме, причём окольным путём.
Федосов встал в позу.
– Извольте объясниться, в чём дело? Почему вы обозвали меня предателем?
– Слышал разговор, что из-за вас жандармы захватили на Ладоге баркас с грузом оружия.
– Нет в том моей вины! На баркас абсолютно случайно наткнулся катер пограничной стражи.
Случай реальный, Матвей видел материалы дела, но допросы вёл не он. А фактом информатора снабдил, для достоверности. Очень вовремя Мартынов фактик в разговор вставил. Из княжества Финляндского контрабанда, в том числе оружия, шла зачастую водным путём. Но уже хорошо, что Федосов оправдываться начал.
– Надо бы старшим товарищам по партии подсказать, пусть повнимательнее присмотрятся к некоторым.
– Я сам старший, – не выдержал Федосов.
– Поглавнее есть, например товарищ Красин.
Красин был одним из трёх руководителей Большевистского центра.
Наступило молчание. Федосов переваривал услышанное. Матвей не знал, знаком ли Федосов с Красиным, как не знал и стукач. Ох, авантюрный малый этот Мартынов! Но и способный, плетёт интригу на мельком услышанных фамилиях и фактах. Но со стороны послушать, так глубоко в теме, осведомлён, на уровне не меньше руководителя тройки или пятёрки.
Федосов размышлял недолго, решил поставить точки над «i».
– Вы от кого слышали про Ладогу?
– Не припомню уже конкретно. А только разговор такой был.
– Ложь!
То ли фигу показал, то ли другой неприличный жест, а раздались звуки ударов, пыхтение, возня. Из обоих кулачные бойцы слабые. Но всё же Мартынову могут тумаков навешать, он похлипче выглядит, чем Федосов.
Матвей вышел из комнаты для прослушки, сделал знак надзирателю, который подошёл.
– Выведи моего человека, погрубее – за шиворот. А второму тумаков навешай и в карцер.
Матвей это прошептал в ухо, чтобы в камере случайно не услышали. Чтобы не увидели, снова в комнате скрылся. Надзиратель загремел ключами, открыл дверь. Из камеры уже вопли несутся, оба мужчины в раж вошли, лупят друг друга куда ни попадя. Вроде кулачного боя у деревенских мужиков на Масленицу. Только там соблюдают правила – лежачего не бить, да ещё ежели кровь носом пошла или зуб выбит, не трогать. Эти двое уже по полу катаются. Надзиратель – человек физически сильный, а других в тюрьме и не держат. Схватил обоих за вороты и поднял.
– Стоять! Почему правила нарушаем? Обоих в карцер!
Первым выволок стукача, нарочно грубо и повёл по коридору, не забыв запереть дверь камеры. Мартынова заключил в железную клетку в дежурной комнате. Потом вернулся за Федосовым, повёл его в карцер, по дороге ударив его пару раз по рёбрам. В карцере холодно, окно не имеет стёкол, железная койка замком пристёгнута к стене, на каменном полу лежать – себе дороже, лихоманку заработать можно, да и запрещено. Для Федосова шок. Сначала какой-то ненормальный кричал, что он предал товарищей, по его наводке задержали баркас. А сейчас и вовсе в карцер заперли. Рассказывали ему те, кто уже хлебнул тюремной баланды в карцере. Темно, холодно и голодно, через пару недель даже сильные духом сломаться могут. Слишком резким был переход от неспокойной, но сытной жизни к тяготам узилища. Да ещё ночью горел керосиновый фонарь в нише высоко над дверью.
Для тюрьмы важно выбить из заключённого привычные условия, напугать, сломать морально. Натуры впечатлительные, психически неустойчивые, не привычные к тяготам жизни – ломались быстро.
В карцере Федосов провёл трое суток. Причём его не вызывали на допрос, не объясняли причину задержания. Он-то знал, что не безгрешен, и законы империи нарушал и не раз и всерьёз. Понимал, что его арест не ошибка и жандармы против него что-то имеют. Но должны же предъявить обвинение? Тогда он сможет как-то подготовиться. А ещё нанять адвоката. У всех партий были свои, прикормленные, можно сказать – штатные. Только никто не знает, что он в тюрьме, под следствием.
Неожиданно, к исходу третьих суток, загремел замок двери и надзиратель приказал выходить.
– Куда меня? На допрос?
Артём Сидорович даже обрадовался. Сейчас он узнает причину ареста. Но ему в дежурном отделении выдали изъятые вещи – брючный ремень, шнурки от ботинок, кошелёк с деньгами.
– Вы свободны.
– То есть как? Могу идти домой?
– Можете.
Федосов даже не поверил. Вдруг ошибка? Но его никто не остановил, и он вышел на улицу. Шёл домой и оглядывался. Не хитрость ли Охранки? Вдруг пустили следом за ним филёров? Никого не приметил. Да и не было их. А была задуманная разработка Матвея. За то время, что Федосов провёл в тюрьме, стукач Мартынов времени не терял. За свой спектакль в тюрьме получил при выходе сто рублей, да ещё штабс-капитан пообещал столько же, если он распространит слухи о предательстве Федосова. Могут и не поверить. Понятно будет. Будут подозревать – дыма без огня не бывает. По принципу – то ли он украл, то ли у него украли?
Остаток дня и вечер Федосов на квартире провёл. Отъедался, спал, приводил нервы в порядок, выпив для этого припасённые несколько шкаликов водки. Помогло мало, тяжёлые мысли мучили. Особенно – почему отпустили? Не хватило доказательств вины? Или помог неведомый покровитель? Жандармы вербовали в партиях осведомителей, но и партии пытались получать информацию из спецслужб – полиции, жандармерии. И методы вербовки похожие – скомпрометировать, поймать на деньги, на женщину. Ничего в мире не ново ещё со времён древнего Рима.
Плохим слухам верят сразу и безоговорочно. И когда Федосов, отдохнув, пришёл к своим партийцам, встретил более чем прохладное отношение, недоверчивые взгляды. Подумалось ему – дело временное, из-за ареста. Пройдёт неделя-две и всё восстановится. Но слухи множились, обрастали деталями. И вскоре Федосов почувствовал себя изгоем. Завидев его, старые знакомые переходили на другую сторону улицы, а приходил домой – отказывали, ссылаясь на недомогание. Вокруг него образовался вакуум. Центр новых заданий не давал, деньгами не снабжал. Хуже того, стали задавать вопросы – где груз оружия, за которое отданы деньги? Где партийцы из боевиков, которые за ним уехали? А Федосов не в курсе. За переживаниями о своём аресте, изменившемся отношении однопартийцев, он как-то подзабыл, что нелегальный груз должен был прибыть уж две недели как.