Очередной «клиент» (как правило, прекрасно знакомый с правилами игры) смиренно выслушивал угрозы, потом вновь отбивал земной поклон и добавлял к лежащему под столом еще что-нибудь интересное. Иногда на этом и заканчивалось, а иногда кланяться приходилось и в третий раз… С теми же последствиями: вор оказывался на свободе.
Хотинский сколотил немалое состояние, но в конце концов, как деликатно писал один из современников, «вышел в отставку при условиях, не особенно лестных для его самолюбия». Значит, не особенно и добровольно. В чем там было дело, мы наверняка никогда уже не узнаем, но, скорее всего, кое-какие забавы пристава начальству надоели… Правда, отставкой все и ограничилось.
Да, вот еще что… Загадочна все же русская душа… Как вспоминали современники, порой, хоть и редко, «земные поклоны» заканчивались совершенно по-другому: Хотинский, «воспылав внезапным припадком честности и бескорыстия», выбрасывал из-под стола все подброшенное туда очередным вором, крыл его по матушке и велел конвойным увести мерзавца в камеру, чтобы возбудили дело и выписали голубчику на всю катушку, сколько полагается по закону за этакие шалости, да и попытку дать взятку приставу не забыли. Порой с русским человеком сплошь и рядом происходят самые причудливые выверты мышления…
Опять-таки при Николае I стал знаменит сыщик Карп Леонтьевич Шерстобитов. Причем его биография очень интересна сама по себе явной нестандартностью. Солдатский сын, он закончил медицинское училище и двадцать лет прослужил фельдшером Кронштадтского морского госпиталя, после чего вышел в отставку, получив самый низкий по Табели о рангах чин коллежского регистратора (то есть штатского прапорщика).
В 1841 году, вскоре после ухода в отставку, судьба Шерстобитова совершает крутой поворот: он вдруг поступает на службу в полицию. Что его к этому подвигло, осталось известным только ему одному.
И карьера пошла неплохо: помощник квартального надзирателя менее чем через год – старший помощник, а там и квартальный. А потом начальство, присмотревшись, сделало вывод, что Шерстобитов вполне подходит для службы «сыщиком-любителем»…
Оказалось, в этом и было его подлинное жизненное призвание. О дальнейшем не стоит рассказывать самому, достаточно привести слова одного из современников: «Кроме доброго, дельного и всеми любимого полицейского офицера, Шерстобитов вскоре заявил себя самым искусным, осторожным, находчивым, вкрадчивым и терпеливым сыщиком, а потому, кроме прямых обязанностей по участку, на него весьма часто возлагались особые поручения, а иногда и командировки по преследованию скрывавшихся преступников… не было примера, чтобы Шерстобитов не выполнил возложенного на него поручения по службе».
Смело можно сказать, что методы сыщиков XIX века (в последующие времена классификация усложнилась) четко делились на две категории: «Стиль Видока» и «Стиль Шерлока Холмса». Видок, вначале преступник-рецидивист и каторжник, стал потом полицейским агентом, а там и начальником парижской сыскной полиции. Главный упор он сделал на широкую сеть осведомителей из парижского преступного мира и вообще «дна». Все шло по некоему стандарту: Видок покрывал нужных людей, спасал от решетки, а они в благодарность регулярно снабжали «крышевателя» ценной информацией. «Стиль Шерлока Холмса» – тщательно осмотрев место происшествия, не пренебрегая самыми, казалось бы, ничтожными уликами, подумать логически и вычислить преступника. Хотинский работал исключительно в «Стиле Видока». Шерстобитов отдавал предпочтение «Стилю Шерлока Холмса» (правда, как и многие ему подобные, осведомителей все же держал).
Единственный, но характерный пример. Однажды к одному из крупных петербургских банкиров явился элегантно одетый молодой человек, отрекомендовался секретарем некоего иностранного принца и сказал, что его хозяин, остановившийся в одном из аристократических отелей, просит банкира пожаловать к нему по не терпящему отлагательств делу.
Банкир был в годах, обременен изрядным житейским опытом и моментально смекнул, почему к нему обратился совершенно незнакомый ему иностранный принц. Банкир принцу понадобился. Его иностранное высочество, малость поиздержавшись, желают занять денег. Примеров хватало, и речь не обязательно шла о принцах – просто об особах знатных, но попавших, деликатно говоря, в стесненные жизненные обстоятельства. Выступать в роли кредитора подобных аристократов было крайне выгодным делом.
Так что банкир, не откладывая дела в долгий ящик, прихватив с собой солидную сумму, поехал в отель. Отель и в самом деле был аристократическим, вот только в роскошном номере вместо секретаря финансового туза встретили «секретарь» и еще двое молодчиков и сграбастали за глотку так, что сразу стало ясно: придушить собираются насмерть.
Банкир остался жив и сохранил деньги: люди этой профессии готовы к любым неожиданностям. Крепко заехав кулаком в грудь одному из нападавших, он начал во всю глотку звать на помощь. Сбежалась прислуга, и бандиты сбежали через другой ход, заперев его за собой.
Прибывшая полиция моментально выяснила, благо было несложно: трое молодчиков, судя во всему, несомненные финляндцы, и в самом деле сняли номер (на один день) для какого-то принца, как они объяснили. И привезли с собой большой тяжелый чемодан, после их бегства оставшийся в номере.
Было решено, что молодчиков следует искать и ловить со всем усердием: банкир остался жив и сохранил деньги, но таких вот шустрых ребяток, готовых без колебаний пойти на убийство, следовало определить за решетку как можно быстрее, пока не натворили еще что-нибудь.
Вот только не было ни малейшего следа. Чемодан оказался классическим «фальшивым багажом»: грязные тряпки, завернутые в рогожу кирпичи, пара сапог, изношенных и стоптанных настолько, что на них польстился бы лишь оборванец с Хитровки. Все это не давало ни малейшей зацепки.
Несколько дней местная полиция занималась исключительно тем, что ломала голову, но так ни до чего и не додумалась. Тогда обер-полицмейстер Галахов отправил туда Шерстобитова. Тот принялся рассматривать каждый кирпич и каждую тряпку так старательно, как ученый изучает, скажем, редкую бабочку, попавшуюся к нему в сачок. Местные полицейские, видя это, в открытую над ним подшучивали. Шерстобитов не обращал внимания. В конце концов он взял перочинный ножик, распорол голенище одного сапога сверху донизу и принялся изучать столь же внимательно. Насмешки стали еще громче. Шерстобитов с невозмутимым видом взял сапог под мышку и уехал.
С делом он справился за три дня. Обнаружил на внутренней стороне голенища клеймо сапожника. Правда, от долгой носки оно совершенно стерлось, но можно было определить, что сохранилась первая буква фамилии – «Ф». В адресном столе Шерстобитов составил список всех сапожников, чьи фамилии начинались на эту букву, и методично принялся их объезжать. Где-то на середине поисков обнаружился мастер, признавший сапог своей работой, вдобавок у него сохранилась старая книга заказов, где стояла фамилия клиента. Снова – адресный стол. Оказалось, человек с такой фамилией обитал на Васильевском острове, у немки, сдававшей комнаты постояльцам.
Шерстобитов помчался на Васильевский. Едва войдя в дом, увидел в прихожей чемодан – форменный близнец того, которым воспользовались бандиты. Немка, особа законопослушная, тут же все выложила: у нее и в самом деле живут трое финляндцев (по ее описанию, они крайне напоминали ту троицу из отеля). Сейчас их дома нет. Образ жизни они ведут самый уединенный, и в гости к ним ходит один-единственный человек – их земляк. Немка даже знала, где этот земляк служит – провизором в аптеке у Калинкина моста.