— Неужели не подходим? А вспомни, что ты говорил, когда телом был ко мне так близок, что соприкасались даже наши души?
Кавалли в недоумении пожал плечами.
«Странно! — решила Лаура. — Кажется, у него совсем нет памяти на собственные слова».
— Мужчина не отвечает за то, что бормочет в пылу страсти, — произнес Сандро банальную, с его точки зрения, истину.
— Но ты ведь говорил еще, что никогда не лжешь! Никогда! И говорил ты это не в пылу страсти!
— Да, верно, говорил.
— А в пылу страсти ты сказал, что любишь меня! Вот! — поймала его Лаура.
— О, милая! — рассмеялся Сандро, его душа не могла больше вынести этой муки.
Он схватил девушку за плечи и заглянул ей в глаза.
— Да, я говорил, что думал. Ты прекрасна и невероятно отзывчива и телом, и душой. Ты заставила меня снова почувствовать себя молодым. Ради тебя я мог бы, наверное, завоевать мир! Но теперь не вини меня за то, что было сказано в порыве благодарности.
Лаура насторожилась:
— Я слышала, мужчины обычно не благодарят своих возлюбленных, если испытывают к ним искренние чувства. Они выражаются иначе, не словами благодарности!
— Лаура, да ведь обстоятельства вряд ли можно назвать обычными! Нет, нам нужно обо всем забыть! Разница в возрасте, в положении, да и характеры у нас с тобой несхожие… У нас нет будущего, дорогая! — наконец высказал он мучившего его мысль.
Лаура торжественно посмотрела прямо ему в глаза.
— Так давайте тогда не будем задумываться о будущем, мой господин! Я с удовольствием немедленно снова сделаю так, чтобы вы почувствовали себя молодым. Разве этого вам не хочется?
Опасения и мрачные предчувствия пали под натиском страсти. Сандро застонал и сжал Лауру в объятиях. Но когда он отвел возлюбленную в спальню и даже когда раздел, Кавалли знал: они совершают серьезную ошибку. Их отношения углубляются и, вместо того, чтобы оттолкнуть друг друга, они сближаются все теснее.
Ей будет больно. Вопрос лишь во времени.
Однако когда под шелковым балдахином раздались стоны и крики Лауры, ему осталось лишь махнуть на все рукой.
* * *
Страсть захлестнула их обоих и оторвала от всего остального мира, остались только долгие ночи любви и еще более долгие дни ожидания и предвкушения. За обедом они лукаво переглядывались, в винном погребе смеялись, и оба с нетерпением ожидали праздника ночи.
Сандро все последнее время находился в состоянии какого-то блаженного изнеможения. Любовь отдалила его от бремени забот и даже заставила позабыть, что он в ссылке и отстранен от исполнения обязанностей, с которыми успешно справлялся в течении более двух десятков лет, охраняя Наиспокойнейшую, любимый город, Венецию.
«И все это совершила Лаура!» — думал он, обнаженным лежа на смятых простынях. Она преобразила его жизнь, заставив совершенно позабыть, что он Страж Ночи Венеции. Сандро взял апельсин и вонзил в кожуру зубы. На ладонь брызнул сок — он сдирал кожуру руками. Этому столь простому и чувственному удовольствию его тоже научила Лаура. Оторвав дольку, Сандро откусил кусочек и положил на язык.
— Перестань! — Лаура подняла голову, склоненную над альбомом. — Мне тоже хочется!
Он усмехнулся:
— А это неплохая мысль! Иди сюда!
Лаура прижала альбом к груди и погрозила ему пальцем, испачканным углем.
— Мне потребовалась целая неделя, чтобы уговорить тебя позировать, и я не хочу терять ни одной минуты предоставленной возможности.
Кавалли окинул себя взглядом.
— И ты считаешь, что я сейчас позирую?
«Как замечательно! Лежать обнаженным на смятых простынях и есть апельсин, это значит позировать!» — усмехнулся про себя Сандро.
— Ну да… позируешь… Только поменьше, пожалуйста, шевелись.
Лаура нахмурилась и потерла пальцем бумагу.
— Ох, Сандро, набросок просто прекрасный! Это будет моя лучшая картина.
— Нисколько в этом не сомневаюсь, но вот только жаль, что ее никто не увидит.
— Прости, я не поняла. Что ты хочешь этим сказать?
Разговаривая, Лаура продолжала работать углем и мелом.
— Не думаешь же ты, что я позволю посторонним людям взирать на себя… в обнаженном виде!
— Сандро! Но искусство существует не для тебя одного! Оно для всех.
— Может это и так, но не в данном случае.
Художница равнодушно пожала плечами, и они некоторое время не разговаривали.
Сандро никогда раньше не проводил в постели целый день и теперь находил в этом некоторое удовольствие. Глядя, как Лаура работает, он улыбался. Никогда ему не понять, что можно найти интересного в его обнаженном, покрытым шрамами теле!
Действительно, что необычного в широкой груди с серебристыми волосками, длинных жилистых ногах с буграми вен, мощных плечах, одно из которых отмечено сабельным ударом, а другое ожогом?..
Однако, несмотря на все недостатки, Лаура находит его привлекательным и восхищается, даже когда не рисует.
Доев апельсин, Сандро, в свою очередь, залюбовался ею. Необычность натуры девушки его уже больше не пугала. Как упоенно умеет она предаваться любимому делу! Ее глаза впивались в него и затягивались туманной дымкой, когда рука опускалась, чтобы перенести живые линии на лист бумаги. «Рисует она так же, как делает все остальное — радостно, с вдохновением, неукротимо. Такая страсть к жизни просто завораживает,» — отмечал про себя обнаженный Страж Ночи. Кавалли стал вспоминать прошедшую ночь. Другой женщины, умеющей так отдаваться, ему не доводилось встречать. Поцелуи, ласки… Она щедра во всем. Смелая, предприимчивая, удивительная, восхитительная… Никаких моральных запретов… Чувственная, не испорченная условностями и предрассудками… В любви такая же, как в живописи — вдохновленная, одержимая… А сам он прожил свою жизнь по правилам и предписаниям. Никогда до встречи с Лаурой Сандро не знал настоящей радости любви.
Художница рисовала, а натурщик без тени стеснения открыто восторгался ею. На девушке был один из его халатов, не по росту длинный, не по фигуре широкий, из алого атласа. Халат был распахнут, и виднелась ложбинка между грудей. Волосы красавицы беспорядочно падали на плечи и шею. Босые ноги цеплялись за ножки стула, и не совсем приличная поза позволяла натурщику наслаждаться чудесным видом бедер художницы.
— Сандро! — глаза Лауры неодобрительно посмотрели на него, в словах прозвучал упрек. — Я же просила тебя не шевелиться!
— Что? Я не шевелюсь! Я послушно тебе позирую.
Во взгляде Лауры мелькнула озорная искорка.
— Ты-то сам вроде бы и не шевелишься, но вот…
Сандро опустил глаза на свое тело. Боже! До чего доводят грешные мысли! Он же лежит обнаженный и мечтает о возлюбленной, совершенно забыв, что не одет!