Потому что, когда он заключил ее в объятия в тот день на танцполе, все эти чувства вернулись к ней.
Она вздохнула и повернула к столовой, которая теперь была командным центром проекта. Можно, в конце концов, заняться делами, если уснуть невозможно. Она включила свет и внимательно просмотрела наброски и планы, разложенные на столах и прикрепленные к стенам.
Она решила налить себе чашку чаю и обдумать все по порядку.
Она перешла к плану сада, выполненному ее дядей, когда резкий шум отвлек ее. Ей понадобилось меньше секунды, чтобы определить, что это шум мотоциклетного мотора. «О, черт», — подумала она, не в силах успокоить нервы, и пошла к фасаду здания, чтобы дождаться его. Она посмотрела на часы — 10.30 вечера. Что происходит?
Он подъехал к главному входу, заглушил двигатель, погасил огни и поставил свой мотоцикл.
— Надеюсь, я не разбудил тебя, — сказал он, снимая шлем.
— Я не спала. — Заинтригованная, она последовала за ним внутрь. От него пахло вытертой кожей и ветром, его ботинки стучали по планкам пола, пока он пересекал столовую. Он стянул перчатки.
— Сегодня ночью холоднее, чем я думал. Замерз до чертиков, пока доехал сюда.
— Сочувствую, — ответила она.
— Ты планируешь поставить телефон?
— Это намечено на следующую неделю.
— Хорошо. Мне не нравится мотаться по десять миль в горы всякий раз, как мне нужно поговорить с тобой.
— Значит, тебе нужно поговорить со мной. — Она уселась на скамью. — В чем дело?
— Я нашел неожиданную компанию на лето. Только что это обнаружил. — Он уселся рядом с ней и сложил пальцы башенкой. — Мой брат, Джулиан.
— Ты шутишь. Я помню Джулиана. — И она действительно помнила. Он был братом Коннора, и они росли по отдельности: Коннор с матерью в Буффало, а Джулиан… Гастинс — она все еще помнила это имя — со своим отцом в Новом Орлеане. — Но это замечательно, разве не так?
— Кто знает? В конце концов, это Джулиан.
Он был почти на десять лет младше Коннора, вспомнила она, и был скаутом в лагере «Киога» в 1997 году, в то лето, когда они с Коннором были вожатыми.
— Он был проблемным мальчишкой, когда был маленьким, — сказала она.
— Ему теперь семнадцать, только что закончил старшие классы. Он и наша мама живут теперь в Калифорнии, с тех пор как она развелась с Мелом. Отец Джулиана умер за несколько лет до этого, так что он теперь живет с мамой.
Для Оливии возможность потерять отца казалась чем-то, чего она не смогла бы пережить.
— Как он поживает?
— Он тяжело это перенес, и да, он все еще трудный подросток.
— Значит, он приехал навестить тебя.
— На все лето. Он собирается поработать со мной.
— Ну, это хорошо. Я уверена, что мы найдем, чем ему заняться на нашем проекте.
— Это по решению суда, — признался Коннор.
— Не поняла?
— Джулиан все время попадает в беду. Постоянно. После его последнего фокуса суд дал ему выбор — колония или работа на лето.
Она могла себе представить, что такое трудный подросток в беде, и даже если он брат Коннора, ответственность слишком велика.
— Это… очень мило с твоей стороны.
— Да, точно. Я очень милый парень.
— Ты всегда был таким. — Она едва не добавила: «До тех пор, пока не унизил меня и не ушел», но удержалась.
— Он прилетает из Ла-Гуардиа рано утром и поедет из города первым поездом, я должен встретить его.
— Конечно, — сказала она.
— Я не думал, что это случится. — Он утомленно вздохнул.
— Ты и не мог знать. Так в какую переделку он попал? Если ты не возражаешь, что я спрашиваю.
Он ухмыльнулся:
— Давно ты проснулась?
— Я не ложилась. Помнишь, в лагере «Киога» нет телевизоров. — Она вздрогнула, кутаясь от холодного ночного воздуха.
— Я разведу огонь.
Она была совершенно заинтригована. И в первый раз в своей жизни была в восторге оттого, что в лагере нет телефона. Если бы он мог позвонить ей, то не был бы сейчас здесь, разводя в очаге уютный огонь и подставляя два кресла поближе к теплу. Было что-то первобытное и невероятно сексуальное в мужчине, который разводит огонь для женщины. Может быть, это восходило к пещерным временам? Она испытала естественное влечение к мужчине, который разводит для нее огонь.
Сухие дрова занялись быстро, и пламя заплясало в камине, разбрасывая искры. Она смотрела на игру света на широких плечах Коннора.
«Ну хорошо, — думала она. — Первый шаг — признать это». Она запала на Коннора Дэвиса. Снова.
Все еще. И это совсем никуда не годится. Она должна была быть равнодушной, показывая ему, что он потерял, когда не воспользовался своим шансом девять лет назад.
— Ты в порядке? — Он странно посмотрел на нее. Она поняла, ее поймали на том, что она глазеет на него.
— Итак, ты собирался рассказать мне о своем брате.
— Верно. — Он приподнялся и вытащил бумажник, который сохранил форму его тела, деталь, которую Оливия не хотела бы заметить, но ничего не смогла с собой поделать. Коннор вручил ей фотографию. — Школьная фотография за прошлый год.
Джулиан Гастинс оказался исключительно привлекательным мальчишкой. У него были превосходно симметричные скулы, и его улыбка была неотразима, как лук Купидона. Он был полукровкой, с гладкой кожей цвета кофе с молоком, темные глаза обрамлены длинными густыми ресницами, и прическа состояла из дредов.
— Он потрясающе выглядит, — сказала она.
Коннор вытащил из кармана сложенный лист бумаги и развернул его на колене.
— Его привлекли за скейтбординг на ограде спиральной парковки, что мне кажется забавным, не считая того, что он врезался в подъезжающую машину и перелетел через капот и крышу.
— Он пострадал?
— Нет, но он повредил «лексус» последней модели и перепугал насмерть водителя. Ему присудили оплатить починку машины, так что он пошел работать телохранителем.
— Звучит превосходно.
— Его уволили, когда поймали на том, что он занимался нырянием с тридцатифутовой платформы.
— Я думала, что платформы для этого и предназначены.
— Ночью, после того, как стемнеет.
— Ну хорошо, может быть, это ошибка. Ну что на него есть еще?
Он изложил ей список приключений, от которых волосы вставали дыбом, каждое более опасное, чем предыдущее. Джулиан «взял взаймы» дельтаплан и отправился парить над утесами Сансогвино, подвернув ногу при приземлении. Он отправился на серфинг при волнах высотой двадцать футов, устроил прыганье с моста на веревке, написал свои инициалы краской из баллончика на водонапорной башне и, хуже всего, отогнал украденный велосипед в Ла-Бреа-Тар-Питс.