И так, вот он перед нею, во плоти. В старой черной кожанке и вытертых джинсах, если быть более точным. Он все еще был потрясающе хорош собой, но не в смысле лоска, как, скажем, Рэнд Уитни. В Конноре Дэвисе не было ничего от хорошенького парнишки. Его черты были слишком резкими, его черные волосы были чуть-чуть слишком длинными, его сияющие синие глаза слишком кристальными. Он всегда был плохим мальчишкой с противоположной стороны дороги и всегда выглядел таким. Она обнаружила, что его вид не дает ей сосредоточиться, и, потрясающе, она испытала почти триумф физической уверенности в себе. Она не хотела, чтобы он привлекал ее. Он был членом того же клуба, что и Рэнд Уитни, Ричард и Пайерс, напомнила она себе. Четверо из них принадлежали к общине, круг которой все расширялся. Мужчины, которые бросили ее. Коннор был просто первым — и, признаться честно, самым изобретательным.
— Можешь помочь мне с этой лестницей. — На самом деле ей не нужна была помощь, но она страстно желала определенной эквилибристики. Увидеть его снова было словно вспышкой посреди ночного кошмара. Когда она смотрела на него, чувствовала безумную тягу, ощущение, которое заставило ее выставить себя полной дурой однажды летом.
Он не подал ей руки. Он просто схватил лестницу и отнес ее к главному сараю. Оливии пришлось поторопиться, чтобы поспеть за его размашистыми шагами.
— Ты можешь прислонить лестницу к зданию, — предложила она. — Будет неплохо прибрать. В любом случае.
Коннор кивнул.
— Мне нужно снять кое-какое барахло, — сказал он, расстегивая куртку и шагая обратно к «харлею», цепи на его ботинках звенели при каждом шаге. — Становится жарко.
Она стояла и смотрела, как он расстегивает и снимает военную куртку и чапсы, вешая их на руль своего мотоцикла. Под курткой была белая футболка, прилипшая к телу, подчеркивающая его грудные мышцы. Его мускулистые руки уже выглядели загорелыми от работы на воздухе, несмотря на то, что лето только началось. Она посмотрела в сторону, чтобы не показать своего интереса.
Она испытала извращенное удовлетворение от того, что он не узнал ее. С одной стороны, было приятно знать, что она изменила себя и из толстой застенчивой девицы, какой когда-то была, превратилась в другое существо.
С другой стороны, ее разозлило то, как он был заинтригован ее новым обликом. Потому что не имело значения, как она выглядит сейчас, та совершенно неуверенная в себе девочка была не так далеко. Она была частью Оливии, жила под поверхностью ухоженности и умеренности.
Только теперь она была старше, и не позволяла своим чувствам показаться на свет. Она отступила в сторону, чтобы дистанция между ними была еще больше.
— Ты знаешь, никто больше не называет меня Лолли уже много лет, — сказала она, ее голос звучал обыкновенно, словно он был старым знакомым, а не человеком, который разбил ее сердце и оставил его истекать кровью на полу. — Когда я пошла в колледж, я перешла на то имя, которое мне дали при рождении.
— Я никогда не знал, что тебя зовут Оливия.
«Ты еще много чего не побеспокоился узнать обо мне», — подумала она.
— Это имя, которое мне дали при рождении. Оливия Джейн Беллами. Сложно, да? Не детское имя. Одна из моих кузин окрестила меня Лолли. Она только училась говорить и не могла произнести Оливия, так что Лолли — это имя, которое ко мне прицепилось.
— Ты никогда не рассказывала мне эту историю. Когда я был маленьким, я думал, что все богатые дети зовутся вроде Бинки и Баффи, и Лолли, и если бы я спросил, это было бы невежеством, так что я никогда не спрашивал.
— Как ты забрался в Авалон? — спросила она его.
— Человеку нужно где-то жить.
— Я спрашиваю не об этом.
— Я знаю. После того лета…
Она знала, какое лето он имеет в виду, но не заставила его произнести: «В то лето, как я угробил тебя».
— После того последнего лета мой папа был достаточно сильно… болен. И это… просто было причиной того, что я слонялся поблизости.
— Мне жаль, что тебе пришлось это пережить, — сказала она ему. Достаточно ужасно потерять отца, подумала она. Может быть, она должна была сказать ему об этом, но слова застряли в горле.
— Пора переходить к делу.
— Ну хорошо, — сказала она с вымученной легкостью. — Как насчет того, чтобы осмотреться, и я расскажу тебе о моем проекте. — Она была уверена, что он знает лагерь «Киога» так же хорошо, как она сама. — Когда ты в последний раз приезжал сюда?
— Я никогда сюда не приезжал. С чего бы это?
Она решила, что это риторический вопрос, который не требует ответа, и торопливо провела его на веранду столовой, которая вытянулась вдоль озера. Побитые погодой деревянные ступени скрипели, и перила были такими же слабыми, как плохие зубы. Коннор вытащил из заднего кармана маленький блокнот и нацарапал в нем что-то. Когда они добрались до веранды, она прикрыла глаза, ища Фредди и Баркиса, но не увидела их. Когда она повернулась к Коннору, она была поражена тем, как он в открытую изучал ее.
— Ты глазеешь на меня, — отметила она, видя, как его глаза пробегают по ее телу.
— Да, — согласился он, опираясь бедром о перила. — Я это делаю.
Во всяком случае, он это признавал.
— Не делай этого, — сказала она.
— Почему нет?
Она сложила руки на груди.
— Что происходит? — спросил он.
— Я приехала, чтобы навести здесь порядок. Мои бабушка с дедушкой хотят отметить здесь пятидесятую годовщину своей свадьбы. — Она указала на озеро. — Они поженились на острове, под бельведером, которого там больше нет. До августа я должна все здесь приготовить для сотни гостей.
— Я не виню их в том, что они решили отпраздновать такое событие. Не знаю никого, чей брак продлился бы так долго.
Его заявление заставило Оливию почувствовать тоску. Это и правда было редкое явление — любить кого-то так долго. Это обязательно следовало отпраздновать. С той точки, в которой она находилась сейчас, брак продолжительностью в пятьдесят лет казался ей невозможным. Как случилось, что двое людей полюбили друг друга и остались влюбленными? Старея вместе, не только не разрывая свои узы, но укрепляя и углубляя их сквозь все испытания и триумфы, которые предлагала жизнь? Она поймала себя на том, что гадает, сможет ли она когда-нибудь отпраздновать такой юбилей, встретит ли она когда-нибудь мужчину, с которым ей захочется постареть.
Учитывая список ее «побед», подобная ситуация была так же далека, как луна. Она взглянула на Коннора, который, похоже, проверял гнилое дерево. Она думала, что видит — да, ей это не пригрезилось — предательский блеск в его волнистых темных волосах. В одном ухе у него была очень маленькая серебряная сережка. «Мой бог, — подумала она. — Он носит эту сережку». Она подумала, что бы это могло значить. Может быть, это потому, что ему просто нравится носить серьгу, или потому, что она…