И Саша замолчал, выразительно глядя на Стаса.
– Хочешь ее украсть? – испугался тот. – Красть у соседа – это очень плохо.
– Позаимствовать.
– Все равно плохо.
– Денис не узнает.
– Как бы не так! Его дом напротив храма стоит. Отец Георгий увидит и доложит.
– Отец Георгий акафист отчитал и сейчас уже дома ноги греет. Не увидит.
– А соседи? – упорствовал Стас. – Ты представляешь, каково мне будет жить в этой деревне, если про меня пойдет слух, что я шарю по чужим дворам?
– Для этого и нужны твои братья, – растолковал ему Саша. – В случае чего, ты все на них свалишь. Извинишься, скажешь, что не ожидал такого от этих людей, но, мол, ты отношения к этому делу не имеешь. Увидел, что они в чужом дворе возятся, пошел их извлекать.
Стас сосредоточенно размышлял.
– Очень надо?
– Очень!
– Может, рабочих попросим или Ивана Васильевича? Они нам вообще чужие, мы за них никак не в ответе.
– Их нельзя, именно потому, что они чужие. Как ты себе представляешь это? Подойдешь к Ивану Васильевичу и попросишь его помочь стащить лодку из соседского сарая? Рабочие вообще ребята законопослушные, побоятся. А твои братья люди бывалые, им такие штуки не в диковинку.
Саша оказался совершенно прав. Гогу с Лекой даже уговаривать не пришлось.
– Нужна лодка? А она у соседа в сарае? Что за беда, пойдем и возьмем.
– Страшновато немного. Чужая ведь собственность.
Но братья были сама безмятежность.
– Хозяин бы и сам дал эту лодку, если бы находился здесь и сейчас.
Понимание правил общежития были у этих двоих очень своеобразным. Все имущество, которое встречалось братьям на их жизненном пути, рассматривалось с двух точек зрения, нужно ли оно им самим и нужно ли оно в данный момент своим владельцам.
Если владельцы активно использовали дома, машины или другое имущество, то могли спать спокойно, вреда от братьев им ждать не приходилось. Но если братья натыкались на чей-то явно долгое время пустующий дом, простаивающую долгое время в гараже машину или что-то в этом роде, то могли взять, чтобы попользоваться, а потом, разумеется, вернуть.
– Вещь должна приносить людям пользу. Если хозяева ее не используют, значит, ею должны пользоваться другие люди. А иначе это просто перевод природных ресурсов и потакание собственной глупости, жадности и эгоизму. С этим нужно бо- роться.
Как охарактеризовать самих братьев, пропагандирующих подобный стиль жизни, Саша не представлял. Но сейчас он старался об этом не думать, его просто радовало, что Лека с Гогой охотно откликнулись на просьбу. Другие на их месте начали бы рассуждать, насколько это плохо, красть лодку у соседа. А эти просто встали и пошли. Есть лодка, она нужна их другу для дела, а хозяину в данный момент не нужна, значит, ее не только можно, но и нужно взять, а потом вернуть. И всем будет хорошо. Лишние моральные принципы при бродячем стиле жизни братьев были им явно ни к чему. Весь лишний груз в трудной дороге летит за борт.
К счастью, вечер для заимствования чужой лодки выдался необычайно подходящим. Он был темный и ненастный. Дул пронзительный холодный ветер, накрапывал мелкий противный дождик, так что все обитатели Борков спрятались у себя дома, попивая горячий чай.
Собаки Денис не держал, что здорово облегчало дело.
Перебравшись через забор, все четверо пробрались к сараю, в котором, предположительно, хранилась лодка.
– Тут замок.
– И чего?
Замок был тяжелый, висячий, но и он не устоял, когда Лека взял увесистый камень и несколько раз ударил. После очередного удара замок сдался и отвалился.
– Вот и все, – тяжело дыша, сказал Лека. – Всего-то делов. Бери свою лодку. А замок хозяину потом починишь.
Саша заглянул в сарай. Разочарованию его не было предела. В сарае стояли какие-то коробки, их было много, но ни одна из них не была достаточно велика, чтобы вместить в себя моторку.
– Лодки нет!
– Как нет?
Все трое заглянули в сарай и убедились, что лодки там и впрямь нет. На полу оставалось немного воды и влажные пятна, пахнущие тиной и водорослями, лодка тут была, но сейчас ее не было.
– Напрасно замок сломали!
– А еще у кого-нибудь в поселке лодка есть?
Саша покачал головой. Он уже не слушал предложений Гоги поехать в соседнюю деревню и позаимствовать лодку там.
Сашу заинтересовали коробки, стоящие вдоль стен. В некоторых были макароны, в других крупы, в третьих мясные консервы, растительное масло, соль и сахар. И все бы ничего, вполне понятные и разумные запасы провианта в месте, где автолавка приезжает раз в неделю, а то и вовсе не приезжает, если бы не количество коробок с продуктами. Оно было поистине огромным.
– И зачем ему одному столько? Тут только одного геркулеса две коробки. А сахара целых три мешка. И еще мука! Пять мешков по двадцать килограммов! Куда ему столько?
– Пошли отсюда!
Стас заметно нервничал. Муки совести терзали его все сильней. А скорей всего, это был элементарный страх.
– Застукают нас тут! – тоскливо произнес он. – Не отмоемся потом!
Раз лодки не было, пришлось уходить.
Обратно к своим Саша уже не вернулся, его ждала Юля. Но как он объяснит ей, что явился без лодки, Саша себе слабо представлял.
– Хочешь, возьми наш матрас, – предложил Лека, проникшийся к Сашиной проблеме горячим сочувствием.
– Чего взять?
– Надувной матрас. Мы на нем спим, но при случае можно и сплавать.
Матрас был выполнен в виде знаменитой шхуны, на которой команда моряков и пиратов отправилась на поиски Острова Сокровищ. Видимо, братья его опять же где-то и у кого-то позаимствовали, потому что вещь была сделана на совесть, потому и стоить должна была немало. Бродячим музыкантам такая «Испаньола» была точно не по карману.
Саша смотрел на корабль как завороженный. Мачты, флажки, иллюминаторы по бокам.
– Красота-то какая!
– Берешь?
– Беру!
Пристроить эту красоту на крышу машины оказалось даже проще, чем Саша ожидал. Раз, два и готово! Несколько переброшенных веревок, и «Испаньола» была крепко привязана к багажнику.
– Она еще и светится. Если нажать вот тут, то загорятся огоньки.
Лека щелкнул какой-то неприметной кнопочкой, и по левому и правому бортам «Испаньолы» загорелись фонарики. Так со светящейся, мигающей огоньками шхуной на крыше Саша и отправился в обратный путь к нетерпеливо дожидающейся его Юле.
Сказать, что Юля удивилась, значило бы не сказать ничего. У нее даже рот открылся, когда перед ней из темноты возникло нечто сверкающее и громадное. Девушка даже стала слегка заикаться.