– Боекомлект? – удивился Ремизов.
– Осколочно-фугасный заряжен был, – пояснил заряжающий, доставая из лотка гильзу снаряда. – По пехоте ведь стрелять собирались.
– На такой дистанции нашим калибром да в заднюю броню – без разницы, каким снарядом стрелять! Да и боекомплект, наверно, все же сдетонировал.
– Хороший выстрел! Механик, вперед!
И ИСы неторопливо двинулись в атаку. Противник явно не ожидал атаки с тыла, поэтому экипажи успели перезарядиться и еще сжечь пару танков. Остальные развернулись в сторону главной опасности и принялись маневрировать, прикрываясь складками местности и остовами уже сгоревших танков, имея целью выйти во фланг и тыл советским ИСам, не прекращая при этом их обстрел, о чем говорили взрывы динамической защиты и удары снарядов по слишком толстой для них броне. И все же они добились успеха.
Танк Ремизова неожиданно дернулся влево и остановился.
– Гусеница! Левую гусеницу перебили! – проорал механик.
– Продолжаем бой!
Ремизов, припав к ТПК, постарался оглядеться и выявить наиболее опасное направление для теперь уже неподвижной машины. Осматриваясь, заметил, что командир второго танка, следовавшего уступом влево, принял грамотное решение – занял позицию слева от его танка, в небольшой промоине, скрыв тем самым ходовую часть. С этой позиции он прикрывал левый фланг поврежденной машины комбрига. На данный момент наибольшая опасность исходила от двух танков, вышедших в правый борт ИСа.
Орудие было заряжено, но башня только разворачивалась в направлении опасности.
– Не должен он пробить борт! – прижавшись к прицелу, высказался командир орудия.
– Дистанция пистолетная. Если попадет между катков – может пробить, – ответил ему Ремизов, держа в визире немецкий танк и ожидая, когда на цель развернется башня.
Немец, понимая, что имеет запас по времени, остановившись, тщательно выцеливал наиболее уязвимое, по его мнению, место. Орудие еще не развернулось, когда немецкий танк вздрогнул от попадания снаряда, а через секунды взорвался от детонации боезапаса.
– Кто его так? – воскликнул наводчик, когда секунды спустя орудие, наконец, повернулось на цель.
– Не отвлекайся, там еще один! – ответил комбриг, удерживая в поле зрения смотрового прибора второй танк, заходящий в корму ИС-3. И добавил: – После боя, если выживет он и мы, напою коньяком из своей фляжки.
Немец шустро огибал неподвижный ИС. И неожиданно в кормовом листе его корпуса Ремизов увидел еле заметную вспышку. После которой танк клюнул орудием и остановился.
– Давай, давай! – голосом он подгонял поворачивающуюся башню.
– Есть! Выстрел! – облегченно отозвался командир орудия. И тут же нажал на спуск.
– Gott mit uns! Как они заказывали! Пусть пообщаются с Богом, – подвел итог Ремизов и тут же крутанул смотровой прибор по кругу, осматриваясь. Пока их экипаж устранял опасность с правого фланга, ситуация на поле боя изменилась кардинально. Как только внимание немецких танкистов переключилось на ИСы, советская оборона, вроде бы уже подавленная, вновь ожила. Полетели гранаты, по немецкой пехоте ударило несколько пулеметов, а левый фланг немцев атаковали пять «тридцатьчетверок» дивизионного танкового полка. Не отставали и мотострелки, оставленные прикрывать тыл. Пулеметным огнем они остановили немецкую пехоту, пытавшуюся, отступая, обтекать стоящие советские танки. ИСы успели выстрелить еще пару раз, когда оставшиеся в живых фрицы начали поднимать руки.
Экипаж выбрался из машины. Механик тут же полез осматривать поврежденную гусеницу, а Ремизов, осмотрев поле боя, заметил стоящую в нескольких сотнях метров «сушку». Прикинув ее расположение и злополучные танки, зашедшие во фланг, предположил, что, скорее всего, стреляла эта самоходка.
– Так, вы тут определяйтесь с ремонтом и не забывайте по сторонам поглядывать. Мало ли что! А я тут схожу… Кажется, удастся с долгом рассчитаться.
И он соскочил с машины. Прежде чем идти, решил заглянуть к соседней машине, экипаж которой осматривал машину после боя. Заметив приближающегося комбрига, экипаж построился, и командир танка, старший лейтенант, доложился по всей форме.
Приняв доклад, Ремизов осмотрел экипаж и коротко поблагодарил за службу. Танкисты ответили дружным троекратным «Ура!».
– Разойдись! – отдал команду комбриг и тут же добавил: – Командир экипажа, за мной! Автомат возьми.
Уже на ходу ввел того в курс дела.
– Сходим вон к той самоходке. Должок у меня к ее экипажу имеется. Кстати, в расположение прибудем – список экипажа мне дай. К наградам представлю. Чай, не хухры-мухры – комбригу спину прикрыли.
Пока шли, выслушал рассказ старлея о ходе боя, коротко рассказал об их приключениях.
Одновременно оба осматривали поле боя и горящую немецкую технику. Вокруг сновали пехотинцы, точнее, пешие кавалеристы, которых оказалось неожиданно много, сгоняя в группы пленных и собирая с поля боя оружие. Идти было недалеко, и уже через несколько минут они подходили к одиноко стоящей Су-76. Кто-то глазастый из суетившихся вокруг самоходки разглядел на одном из подходивших людей мундир с выглядывающими петлицами генерал-майора. Тут же старший, только что снявший такой же, как у танкистов, комбинезон и оставшийся в парадном мундире, подал команду строиться и, приложив руку к фуражке, строевым направился навстречу Ремизову. Тут Ремизов его и разглядел: полковник артиллерии, среднего роста, уже в годах, но еще бодрый. Удивили две вещи: бакенбарды – явно память о прошлой жизни, и Георгиевский крест рядом с орденом Красного Знамени.
Приняв доклад, Ремизов поздоровался с артиллеристами. Ответили дружно.
Оглядывая короткий строй, представился сам. Заметил при этом одного бойца с полным Георгием на груди. «Да никак мужики на последний бой вышли! Вон на лобовом листе брони самоходки отверстие от пробития. Видимо, это уже не тот экипаж, который бой начинал!»
– Спасибо вам, товарищи! За меткий огонь в столь нужный момент. Я обязательно отмечу это в рапорте. А сейчас… все что могу.
И он снял с пояса и протянул ближайшему бойцу свою дежурную фляжку. В ней он с недавних пор носил восемьсот грамм коньяка.
– И нам, товарищ полковник, найдется, чем это дело отметить.
И Ремизов достал уже из нагрудного кармана гимнастерки плоскую фляжку грамм на двести.
– Присоединяйся, старлей.
– А вы запасливый, товарищ генерал-майор, – отметил полковник.
– Летом сорок первого приобрел эту привычку. С награждением тогда сами знаете, как было. А людей поощрить нужно. Здесь и сейчас! А то, может быть, через час бой, и не доживет человек до благодарности. Только тогда я во фляжках и спирт носил, и водку, и даже самогон иногда. А сейчас времена получше настали – я коньяк в емкости заправляю. Давай выпьем – и на «ты». Ну! За Победу!
И Ремизов первым сделал большой глоток и протянул фляжку артиллеристу.