Заземелье - читать онлайн книгу. Автор: Надежда Волгина cтр.№ 35

— Что мне делать? — спросила я, очень надеясь, что он посоветует единственно правильную вещь.

— Если бы я знал, — вновь загрустил он. — Не представляешь, как меня изводит мысль, что ты тут из-за меня.

— Вместо тебя, — поправила его я. И это совершенно разные вещи. — Думаешь, мне было бы легче, если бы они забрали тебя? Я не могу себе такого представить…

— А знаешь, — перебил он меня, как делал в детстве. Он никогда не мог дослушать собеседника, если его осеняла какая-то мысль. — Я бы смог полюбить эту Анну.

Вот уж не думала, что из всех возможных тем он выберет именно эту. Мне даже захотелось ударить его. Я даже думать уже забыла об этой Анне.

— Она мне снилась, — продолжал Виталик, — но я еще тогда не знал, что это она. Наверное, именно наша несостоявшаяся любовь могла бы разрушить защиту. Ты должна ее увидеть. И может это тебе поможет многое понять.

— Я не хочу! — закричала я. — Не хочу. Понимаешь?! Я не хочу никого тут видеть, ничего понимать! Забери меня отсюда, прошу тебя. Пусть я тоже умру, и окажусь рядом с тобой.

— Это невозможно, — Виталя с грустью смотрел на меня.

— Не хочу, не хочу… — как заведенная, повторяла я, закрыв глаза. Когда открыла их, поняла, что я уже не на дереве, и наш домик с Виталей внутри растворяется в туманной дымке.

— Не уходи! — закричала я и попыталась снова вскарабкаться на дерево. Но только провалилась в туманное пространство.

Что же получается? Если бы Виталя не погиб так скоропостижно, то он смог бы с легкостью забыть меня, когда переместился сюда? Ну может не с легкостью, но со временем бы точно смирился с собственной участью, влюбился в эту Анну, будь она неладна, и присоединился бы к их движению сопротивления? Эта мысль не давала мне покоя в течение нескольких последующих дней. Я все время муссировала ее и так, и эдак, но каждый раз страдала от неприятного осадка, остающегося в душе. Ночами я призывала его, чтобы продолжить беседу, выяснить все для себя до конца, но брат мне не снился.

Все это время я сидела в четырех стенах. Агата мне строго настрого запретила выходить на улицу. Сама она часто исчезала куда-то. Иногда не возвращалась подолгу. В такие дни она велела мне запирать дверь изнутри на засов и никого не впускать, ни при каких обстоятельствах. Да я бы и сама не пустила. Мне вообще жутковато было оставаться в ее доме одной. Все здесь дышало оккультизмом, колдовством. Она постоянно готовила какие-то снадобья. Иногда к ней приходили пациенты, как она сама их называла. Тогда мне велено было сидеть тихо, как мышь, за своей занавеской и не высовываться даже в том случае, если ее будут убивать. Я понимала, что такая секретность вызвана, прежде всего, моей же безопасностью, но все равно чувствовала себя пленницей.

Здоровье мое быстро поправлялось заботами все той же Агаты. Она по часам заставляла меня пить какие-то микстуры, настойки. Через день водила в баню, что примыкала прямо к дому, и парила меня так, что выползала я оттуда еле живая.

В те редкие минуты, когда она отдыхала от постоянных дел, я приставала к Агате с расспросами. Так я узнала, что совет колонии до такой степени озабочен здоровьем и процветанием природы на земле, что вырубают деревья при малейших признаках их заболеваний. У них даже есть специальная свалка, куда свозят только древесину. Именно оттуда Агата и добыла всю свою «мебель».

— Я люблю дерево, — говорила она и любовно гладила пенек, на котором сидела. — Оно живое, как и все мы. А эти отщепенцы даже к нему относятся по-варварски. А ведь его тоже можно лечить.

А ведь и правда! Я вспомнила, как Филипп, в первую нашу встречу смазывал скол на дереве какой-то мазью. Значит, унаследовал он тоже кое-что от матери — любовь к природе. Только почему же он людей до такой степени не любит?

Агата рассказала мне, что животные в их лесах водятся только в специально отведенных местах — в чем-то типа наших заповедников. Что каждая голова у совета на счету. Они за ними ухаживают, разводят, опираясь на всякие научные методы, выводят сильные живучие породы. Несмотря на научных подход, там тоже царит естественный отбор — заведомо слабые особи пускаются в расход, им даже шанса не оставляют попробовать жить. Только так они и добывают мясо. Вот почему у них его так мало, а вскоре и вовсе может не стать, потому что поголовье все крепчает.

Агата и тут пошла против всех остальных. Она занимается настоящим браконьерством — отлавливает забредших за территорию заповедника зверюшек и убивает их. Оправдывает свое поведение тем, что без мяса жить не может. Вот почему ее кухня всегда изобилует этим ценным продуктом. Железная леди, как окрестила я ее про себя. Узнавая ее ближе, я проникалась большей к ней симпатией, и многое стала понимать лучше.

Еще из ее рассказов я поняла, что сильно страдает она из-за того, что не видит Филиппа. Из всех детей он особенно был близок ей, потому что любила она его отца. Мне даже казалось, что любовь ее не умерла до сих пор, несмотря на то, что он вышвырнул ее, как только перестала быть нужна. Он и сейчас прекрасно себе поживает. Оказывается, отец Филиппа и есть глава совета, который допрашивал меня с пристрастием, когда меня хотели привязать к позорному столбу и наказать. Козел, вот он кто! И что-то мне подсказывает, что Филипп унаследовал от него многое, если не все.

Каждый раз, вспоминая Филиппа, я испытывала обиду за свою поруганную любовь. Я много думала об этом и все меньше понимала, как же он ко мне относится. Временами казалось, что и он неравнодушен, возможно не любит, но какую-то симпатию испытывает. А иначе зачем ему было спасать меня от наказания? Но когда вспоминала его циничное отношение, подслушанные разговоры, да и его высказывания, понимала, что приписываю ему чувства, которых нет и в помине. Но все равно, побороть свою любовь к нему пока не могла. Она всегда перевешивала ненависть. Мне оставалось лишь удивляться, как можно к одному человеку испытывать столь противоречивые чувства.

Несколько раз к Агате приходил Савелий. В такие минуты я с ума сходила от животного страха. Сидела и тряслась за занавеской, хоть старуха меня и заверила, что не зайдет он сюда. Вроде как наложила она какое-то заклятие на эту часть дома. Но его я боялась, как никого. Слыша его голос, который теперь мне не напоминал голос Филиппа, я представляла, как угрожающе он выглядит. Тогда, на балу, когда впервые увидела его, столько ненависти было в его глазах. За что?! За что он может до такой степени ненавидеть меня? Что сделала плохого лично ему? Я даже фанатизму не могла приписать подобное чувство. Фанатики не ненавидят. В худшем, а может, лучшем, случае они остаются равнодушны к жертве.

В один из дней, когда пошла уже вторая неделя моего пребывания у Агаты, она снова собралась уйти из дома по каким-то своим делам. Мне поручила обобрать листья с высушенных пучков трав, измельчить их и разложить по мешочкам. Я даже такому заданию обрадовалась, потому что большую часть времени здесь страдала от безделья. В лучшем случае мне разрешалось кашеварить, но этого дела я даже немного побаивалась, не знала, как правильно обращаться с подобием печи, что растапливалась тут безостановочно. А уж удерживать тяжеленые чугунки неудобными ухватами у меня и вовсе не получалось. Агата смеялась надо мной и называла беспомощной белоручкой. Но делала это беззлобно и даже как-то по-матерински. В общем, моя помощь в готовке сводилась к нарезке мяса и овощей.