Общая психопатология - читать онлайн книгу. Автор: Карл Теодор Ясперс cтр.№ 86

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Общая психопатология | Автор книги - Карл Теодор Ясперс

Cтраница 86
читать онлайн книги бесплатно

В описаниях тяжелых случаев энцефалита мы то и дело сталкиваемся с моментами, напоминающими о кататонии: «физически эти люди почти полностью заторможенны», у них «неподвижная мимика и устремленный в одну точку взгляд», они «не произносят ни звука и неподвижны, как статуи». Часто отмечаются «приступы ярости, внезапные, явно немотивированные крики, беспричинный плач, даже спонтанные порывы задушить кого-то из своего окружения (последнее особенно часто наблюдается у молодых больных энцефалитом)» (Dorer).

Дальнейшие описания относятся к взаимопереплетению преднамеренных движений и таких движений, которые детерминированы нейронными механизмами. В результате движений, осуществляемых больными, перенесшими эпидемический энцефалит, их конечности приобретают то же положение, с каким мы сталкиваемся в случаях движений хореического или атетотического типа при торсионных спазмах [113].

Опыт психологической интерпретации был предпринят Крепелином. Наблюдения над ограниченными и прерванными движениями, ответами в последний момент, негативизмом особенно значимы для психологического понимания на основе психического механизма представления и «контрпредставления», усилия и «контрусилия»; кажется, что любое представление или усилие не просто вызывает у больных контрпредставление или контрусилие, а стимулирует его и позволяет ему утвердиться и одержать верх. Больной хочет поднять руку и именно поэтому не хочет этого делать. Крепелин обозначил это состояние термином шперрунг (Sperrung: «закупорка», «блокировка») и объяснил многие из описанных расстройств двигательного аппарата в терминах этой «блокады воли». Другие движения были объяснены им как выражение изменения личности. Любой человек выражает себя через движения; душевнобольной выражает свою природу в неестественных, странных движениях, в «утрате изящества». Один из типов движений интерпретировался Вернике как внезапные «аутохтонные» проявления психологически немотивированных образов цели; он усматривал в них импульс к реализации последних. Движения еще одного типа он трактовал как автоматические иннервации, дополненные психологически мотивированными движениями («дополнительные движения»): так, конвульсивное движение руки дополняется хватательным жестом. Описания, сделанные самими больными, иногда позволяют нам «заглянуть» в их переживания, связанные с такими расстройствами двигательного аппарата. Из этих описаний можно заключить, что даже самые поразительные движения могут иметь психологически понятную мотивацию – что, конечно, не исключает того, что у них, возможно, есть еще и определенная органическая основа.

Больная, почти недоступная в состоянии острого психоза, постоянно рвала на себе белье и совершала бесчисленные другие непонятные движения. После того как острая фаза пришла к концу, она написала о себе следующее: «Я была словно во сне, и у меня по какому-то наитию возникла мысль: “Если ты не постыдишься сорвать с себя нижнее белье в присутствии мужчины, все люди попадут в рай. Тот самый мужчина сделает тебя своей Небесной Невестой, и ты станешь Царицей Небесной”. Это и стало мотивом, заставившим меня сорвать с себя белье. Еще одно мое представление заключалось в том, что как божественное существо я вообще не должна носить одежды, а также не должна ничего есть». Движения, оказывавшие на наблюдателя пугающее воздействие, для самой больной означали безобидное развлечение (например, прыжки). «Что касается моего желания упасть, то оно имело множество причин. Иногда я слушалась голосов, говоривших мне: “Упади, Клаудина”. Иногда же мир мог быть спасен только благодаря моему падению: для этого я должна была выпрямиться и пасть мертвой прямо на ровном месте, лицом вниз. Мне всегда недоставало смелости сделать это, и я всегда приземлялась на колени или на ягодицы… Я забыла объяснить свое хождение на цыпочках. Я потеряла вес, и у меня возникло чудесное ощущение, будто я стала легкой, как ангел; поэтому парящее “хождение на цыпочках” доставляло мне огромное удовольствие» (Gruhle).

§ 5. Речевая деятельность

Психологическое введение. С точки зрения «психической рефлекторной дуги» речевая деятельность – это лишь одна, особенно хорошо развитая часть рефлекторной дуги в целом. Понимание языка – это часть восприятия и апперцепции, а речь – это часть двигательных явлений. С данной точки зрения выявляются лишь некоторые аспекты речевой деятельности, но не ее природа и функции в целом.

Речевую деятельность следует отличать от простого произнесения слышимых звуков. Последние могут быть невольными экспрессивными проявлениями, то есть не речью в собственном смысле. Это крики, восклицания, свист и т. п., но не слова или предложения. В них нет воли к коммуникации. о речевой деятельности можно говорить только в тех случаях, когда устанавливается связь между артикулированным словом и смыслом. Объективная речевая деятельность – это система санкционированных исторической традицией символов, используемых в качестве инструмента всеми, кто растет и развивается в сфере соответствующего языка.

Речевую деятельность нужно отличать также от экспрессивных движений: невольных внешних проявлений психической жизни в формах мимики, интонации голоса, жестикуляции. Речевая деятельность есть обусловленное волей данного субъекта сообщение определенного объективного содержания, осуществляемое либо на языке жестов, либо путем произнесения слов. Если я говорю, это значит, что мне есть что сказать слушателю, который меня поймет.

Речевую деятельность следует отличать и от языка. Язык – это объективная символическая структура, в которой в той или иной степени участвует всякий, принадлежащий к данной языковой среде. Что касается речевой деятельности, то это психологически действенное проявление личности. Наш интерес в настоящем разделе сосредоточен на речевой деятельности как явлении психологического порядка; лишь в дальнейшем мы обратимся к языку как порождению культуры.

Существует тесная связь между речевой деятельностью и пониманием. Они вместе принимают участие в процессе общения. Они имеют место при передаче смысла, и именно передаваемый смысл как таковой (а не язык или слова) служит предметом внимания как говорящего, так и воспринимающего.

Находясь в одиночестве, человек использует речь для того, чтобы сделать собственные мысли и желания понятными для самого себя. Хотя речевая деятельность и мышление не тождественны друг другу, любая мысль развивается в неразрывной связи с речевой деятельностью. Когда мы занимаемся физической работой или предаемся какой-либо иной осмысленной деятельности, наше мышление может не сопровождаться речью, но сами вещи служат для нас знаками и символами определенной деятельности и в этом смысле аналогичны речи. Никакая мысль не может существовать, не будучи укоренена в чем-то конкретном; абстрактные идеи всегда поддерживаются символами, конкретное значение которых не осознается, но которыми человек мыслит. Символ – это минимальная единица смысла.

Аномалии вербальных продуктов (продуктов речевой деятельности) – как «озвученных», так и представленных в письменной форме – бывают обусловлены двумя совершенно различными причинами. Аномалия вербального продукта может заключаться в том, что средствами нормального речевого аппарата выражается нечто аномальное; в подобном случае мы усматриваем в продукте элементарные расстройства мышления, чувства и сознания, использующие нормальный язык и трансформирующие его содержание и его характер в явления экспрессивного порядка. Несмотря на то что речь сама по себе не повреждена, мы распознаем в вербальном продукте проявление фундаментальной психической аномалии. С другой стороны, вербальный продукт может быть аномальным из-за тех изменений, которым подвергся сам речевой аппарат. Только в этом случае мы можем говорить о расстройстве речевой деятельности. Эти изменения, будучи событиями, имеющими свой источник в сфере внесознательного, сами по себе недоступны генетическому (психологическому) пониманию. Но мы можем психологически понять и попытаться интерпретировать любые аномальные продукты речевой деятельности, служащие вторичными проявлениями аномальной психической жизни, поскольку их содержание и характер экспрессии имеют для нас определенный смысл. Этим доступным неврологическому и психологическому объяснению продуктам речевой деятельности противопоставляется третий тип: некоторые необъяснимые явления, анализ которых помогает нам понять, что же представляют собой расстройства речевой деятельности в собственном смысле.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию