Пэлем Гренвилл Вудхаус. О пользе оптимизма - читать онлайн книгу. Автор: Александр Ливергант cтр.№ 21

Если убийце, к примеру, необходимо прикончить муху, то он с помощью пилы проделает отверстие в полу, привяжет к двери веревку и пошлет мухе записку, где говорится, чтобы она немедленно прилетала, ибо это «в ее интересах». Убийца всё рассчитал: муха влетит в комнату, запутается в веревке, упадет под пол и сломает себе шею. И учтите, с точки зрения убийцы, это не только самый простой, но и единственно возможный способ прикончить муху. Вы можете часами до хрипоты спорить с ним, но никогда не убедите его, что можно добиться лучших результатов с помощью свернутой в трубочку газеты.

И вот что самое обидное: убийца прибегает к столь хитроумным методам, лишь имея дело с представительницами слабого пола. С мужчинами-то он церемониться не станет. Дайте ему баронета – и он, с хладнокровием средневекового палача, не моргнув глазом, вонзит ему в спину нож по самую рукоятку. Однако поручите ему расправиться с женщиной – и тут же появятся ядовитые змеи, подвешенные к люстрам, или бомбы, которые взрываются, только если оперный певец на пластинке «даст петуха».

Я сам знал одного убийцу, который сажал героиню на бочонок с порохом и терпеливо ждал грозы, чтобы в бочонок попала молния. Нет, это не деловой подход.

Всем этим людям следует запомнить раз и навсегда: чтобы избавиться от девушки с локонами цвета спелой пшеницы, лучше всего хватить ее что есть силы по этим самым локонам монтировкой или, на худой конец, кочергой. Подкладывать же в косметичку героини тарантулов или смазывать ее помаду экзотическими азиатскими ядами – занятие неблагодарное и совершенно бесперспективное.

Пока же убийцы (а точнее, авторы криминальных романов) не овладеют этой универсальной истиной, мы легко обойдемся без героинь. А там – а там посмотрим.

Ничего не понимает и в деньгах, хотя зарабатывать их, слава богу, умеет неплохо. Для него (пишет Леонора и, думаю, несколько преувеличивает) нет никакой разницы между чеком в 1000 и 100 долларов – но ведь это признак, скорее, достатка, чем непонимания. Не любит принимать решений, утверждает Леонора, деловая хватка у него отсутствует, – все решения (что издавать, куда поехать, в каком отеле остановиться, подписывать ли договор) принимает за него Этель, он ей всецело доверяет, беспрекословно ее слушает и ни во что не вникает. Насчет решений и деловой хватки Леонора тоже, пожалуй, несколько погорячилась: уж насчет договоров и изданий книг он точно придерживается собственной точки зрения – в профессиональных делах Плама Этель мало что смыслит и не претендует на истину в последней инстанции. Впрочем, в своих нелицеприятных суждениях о непрактичности отчима Леонора не одинока.

«Он абсолютно непрактичен в деловых вопросах, – соглашается с ней многолетний литературный агент Вудхауса Пол Рейнолдс, хорошо с этой стороны Плама знавший. – Я убежден, что он никогда толком не представлял себе, сколько денег у него на счету. Стоило мне попытаться обсудить с ним условия контрактов, которые мы заключаем, как он сразу же говорил: “Рейнолдс, разберитесь со всем этим сами. Детали меня мало интересуют”».

«Пламми живет на Луне», – говорит про него жена. В делах, с профессией прямо не связанных, Этель и в самом деле стоит между ним и жизнью, и это Вудхауса вполне устраивает: ни о чем плохом он знать не желает, отличается, как и его герои, такой нужной в жизни способностью отгораживаться от всего плохого. Его жизненное кредо запечатлено в неприхотливом стишке, который он однажды сочинил для мюзикла:

Отгораживается от плохого и от плохих. Не верит – это видно из его книг – в существование плохих людей. Сам же плохим прослыть боится, не дай бог кого-то обидит. Леонора вспоминает курьезный случай – курьезный для любого, только не для Вудхауса:

«Я помню, как однажды в Америке он отправился в Джорджию, потому что одна дама-редактор пригласила его выпить чаю. Рассыпавшись в извинениях, он было забормотал, что опаздывает на поезд, после чего, одумавшись, как честный человек, и впрямь укатил на юг…»

Известно: писатель-юморист в жизни шутит гораздо реже, чем на страницах своих книг. Вот и Вудхаус всегда готов посмеяться чужой шутке, если она того стоит, оценить чувство юмора и иронию собеседника, – однако сам шутит нечасто. Возможно, потому, что, как остроумно заметил Роберт Маккрам, «копит шутки для своей пишущей машинки». А еще потому, что всегда, где бы ни находился, погружен в работу и очень сурово с себя за нее спрашивает; в нем, знаменитом, всеми признанном писателе, нет ни капли самодовольства. Более того, он убежден: самодовольство, удовлетворенность собой губят даже самый яркий талант.

«Самодовольство – это то, что убивает писателя, – пишет он Леоноре в декабре 1934 года. – Я замечал, что Уэллс с годами становится всё более и более самодовольным, и в результате от него как от писателя ничего не осталось… Стоит вам сказать себе, что сюжет хромает, но это не страшно, ведь я такой великий писатель, что от одного моего волшебного прикосновения всё встанет на свои места, – и вам конец!»

Как бы то ни было, на людях Вудхаус шутил редко, что подтверждают многие его знавшие.

«Первый раз мы встретились, когда вместе обедали в Палате общин, – вспоминает писатель Биверли Николс в книге «Они и дома такие же». – Я обратил внимание, что, стоило ему раскрыть рот, как на лицах сидевших вокруг политиков появлялась улыбка. “Ну вот, сейчас начнется”, – словно говорили они себе. И испытывали откровенное разочарование, когда “ничего не начиналось”. Я отказываюсь их понимать. Ведь даже притом, что шутил Вудхаус редко, человек он был очень компанейский и всем своим видом излучал обаяние. Главное же – никогда не говорил о себе».

Николсу вторит Джералд Фэрли, автор книги «Не без предрассудков. Почти что автобиография» (1952):

«Да, он не особенно веселый человек… говорит он мягко, немного и довольно серьезно… Впечатление такое, что человеческие особи не слишком его интересуют. Он отстранен и беспристрастен».

Разве что из-за своей бесконфликтности разрядит возникшую за столом мрачную паузу, заполнит ее. По-английски это умение разрядить напряжение, снизить пафос называется anticlimax – любимый прием и у него, и у его героев. «На трагические разговоры», заметим, перефразируя Ходасевича, он с юности «научился молчать и шутить».

Молчуном, букой его, однако, не назовешь. Вудхаус и в молодости, и в старости легко сходится с людьми, он обаятелен, прост, весел и отзывчив в общении, никогда не обременяет собеседника своим заботами. Сходится легко, но редко – до настоящей близости: он по-английски сдержан, «раскрывается» крайне неохотно, когда разговор переходит «на личности», старается отшутиться или перевести беседу на другую тему. «Мой дом – моя крепость» – это про Вудхауса. Лишь в самых крайних случаях приглашает он знакомых, собратьев по перу, издателей к себе домой – предпочитает встречаться с ними «на стороне»: в клубе, или в ресторане, или в холле отеля. А даже если и приглашает, беседу обыкновенно ведет светскую или деловую, чурается «задушевности». Если же задушевность проявляет, выпив лишнего и расслабившись, собеседник, – гасит ее шуткой или ироническим комментарием. К многолюдным приемам, которые устраивает Этель, большая до них охотница («У нас вчера был весь Лондон!»), относится с некоторой опаской, в общей оживленной беседе участие принимает редко и с натугой – норовит отсидеться в кабинете, за закрытой дверью. Выслушав же упреки светской супруги в «негостеприимстве», извиняющимся тоном скажет: «Ничего страшного, вы и без меня прекрасно обошлись, согласись?» С этим трудно не согласиться.