Ночь эльфов - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Луи Фетжен cтр.№ 41

– Mi pater, non sines incredulum scripta sacra attingere! [18]

– Biblia sacra nihil valent apud eum, – отвечал Бедвин. – Iste cannis nullius rei nisi aurinostricupidus est! [19]

Ллэндон обернулся и посмотрел на них, насмешливо скривив губы, потом снова вернулся к епископской Библии.

– Nihil valet aurum apud elphides [20] , – вполголоса, словно про себя, произнес он.

Не обращая никакого внимания на обеих духовных особ, которые в ужасе переглянулись, Ллэндон продолжал рассматривать яркие рисунки, поневоле завороженный игрой красок. Он бессознательным жестом гладил кончиками пальцев пергаментные страницы, такие белые и гладкие, что, должно быть, они были выделаны из кожи мертворожденных ягнят. Потом остановился на картинке, изображающей изгнание Адама и Евы из рая – они стояли под яблоней, у подножия которой извивался змей,– и попытался прочесть текст, но это было унициальное письмо – сплошь заглавные буквы и никакого разделения между словами, и Ллэндон оставил попытки. У эльфов не было письменности, помимо огамических рун, но это были не буквы, а обозначения целых понятий, и он с большим трудом разбирал закорючки, принятые у людей. Однако сама иллюстрация была достаточно красноречива, чтобы он мог догадаться о содержании текста.

– Это ведь яблоня, не так ли? – спросил он Бедвина. – Значит, ваш запретный плод, растущий на древе познания, – это яблоко? Я вижу, твоя Библия не совсем еще забыла старые легенды…

Невесело усмехнувшись, он встряхнул головой и, закрыв глаза, громко процитировал по памяти:

– «И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть; а от древа познания добра и зла, не ешь от него: ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь» [21] . Что же это за религия, которая карает за знание смертью?

Бедвин не отвечал.

– Вот, значит, каков твой бог… Бог, который хочет, чтобы древо познания принадлежало только ему, и готов убить каждого, кто посмеет к нему приблизиться? И вы ради такой веры готовы истребить все остальные народы на земле?

– Этот Бог есть любовь, – прошептал Бедвин.

– Да, любовь – для людей, ад – для всех остальных… И эту ненависть…

Он схватил книгу и, лихорадочно перелистывая ее гладкие страницы, украшенные искусными рисунками, гневно воскликнул:

– И эту ненависть вы воплотили в такой красоте!

И, охваченный приступом безумного гнева, Ллэндон начал вырывать страницы из книги и швырять их на землю.

– Нет!

Священник бросился к нему, сам обезумев от ужаса, но это было похоже на удар волны о скалу – Ллэндон стиснул ему горло одной рукой, его длинные ногти вонзились в кожу и разорвали ее. Тонкие струйки крови потекли по голубоватой руке, украшенной серебряными браслетами. Священник захрипел, глаза его остекленели. Ллэндон жестоким ударом отшвырнул его к повозке и снова повернулся к Бедвину. Его лицо с приподнятой в злобной усмешке верхней губой, обнажившей острые зубы с чуть выступающими боковыми клыками, было ужасно – он был похож на вампира из страшных поверий.

Епископ упал на колени и протянул к нему крест, висевший у него на груди на цепочке.

– Заклинаю вас, демоны, изыдите по слову моему! Не в ваших силах внушить мне страх или причинить вред, ни здесь, ни в другом месте, ибо защита Божья со мной!

– Это еще что? – прошипел Ллэндон, медленно приближаясь к нему. – Заклинание? Я не боюсь твоей магии, поп!

– Заклинаю вас, изыдите, не то падет на вас проклятие Бога Отца, Сына и Святого Духа, и гнев всей Святой Троицы обрушится на вас, и все силы небесные ринутся на землю, дабы поразить и истребить вас!

Ллэндон сжал пальцами его шею – белую трепещущую плоть, от которой так и разило страхом. Глаза епископа были закрыты, борода тряслась, губы дрожали, он чуть не плакал. Его голос теперь был лишь слабым хрипом:

– Да покарает вас гнев Божий… Именем святых имен Господних: Хее, Лаие, Лион, Хела, Саваоф, Хебойн, Адонаи…

Затем раздался отвратительный булькающий звук – Ллэндон с почти звериным рычанием вонзил острые зубы в шею епископа, и в лицо ему хлынула теплая волна крови. Зрелище было так ужасно, что даже подданные Ллэндона закрыли лица руками, не в силах смотреть.

В ту же ночь больше сотни эльфов исчезли в лесу, бежав от войны Ллэндона и пережитого сегодня кошмара.

Глаза слезились от дыма костра и закрывались сами собой, и наконец Утер впал в странное оцепенение, похожее на сон наяву. Донего смутно доносилось потрескивание сучьев в костре и крики ночных птиц. Поднялся ветер, возвещая о наступлении гроз и обильных дождей, которые всегда проходили накануне осеннего равноденствия. На рыцаре почти не было одежды: лишь набедренная повязка и сапоги. Его единственным оружием, если не считать охотничьей рогатины, оставался меч. Вот уже несколько недель он никого не видел, и это одиночество мало-помалу погружало его в такое же глубокое отчаяние, как прежде – заточение под Красной Горой. Ему было страшно, он дрожал под струями холодного дождя, целые ночи напролет подстерегая добычу и прислушиваясь к лесным шорохам, терзался от голода, и ему хотелось бежать отсюда – вернуться к себе в Каэр Систеннен, оставив эти жуткие леса. Он стал похож на дикого зверя – в волосах запутались сучья и листья, лицо заросло густой бородой, от него наверняка воняло, как от медведя, и он ненавидел эти густые заросли и переплетения корней, солоноватую на вкус воду озера, оглушительное кваканье лягушек и собачью осеннюю погоду.

Но он по-прежнему оставался здесь.

Почему такой человек, как он – рыцарь, один из наиболее знатных в королевстве, старший сын барона Систеннена, – повиновался этому ублюдку Мерлину, не эльфу, не человеку, похожему на хилого подростка, худому словно жердь, с белыми волосами старика и синеватой кожей утопленника? Этот вопрос не давал ему покоя. Неужели у него так мало воли, так мало самолюбия? Может быть, Мерлин просто забыл о нем. А может быть, умер… И теперь он, Утер, навсегда останется здесь – будет жить, словно лесной отшельник, на берегу озера, затянутого туманом, до зимы, а потом замерзнет насмерть… Мерлин говорил об острове, который находится там, за пеленой тумана, об острове, представшем перед ним в видении, куда смертные могут попасть, лишь пройдя через эти нескончаемые испытания – голод, лишения, безнадежное одиночество… И еще Мерлин говорил о Ллиэн. «Там, где она сейчас, – сказал он, – ни один смертный не сможет к ней присоединиться. Однако она ждет тебя в день Фет Фиада, когда боги простирают над людьми свой магический туман, чтобы самим спуститься в Срединный мир. Это день осеннего равноденствия, и он уже близко… Но ты должен быть готов. И времени у тебя немного».